Сайт Успенского Кафедрального собора находится по адресу:

http://astrsobor.ru/

ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА МИТРОФАНА

АРХИЕПИСКОПА АСТРАХАНСКОГО И ЦАРЕВСКОГО

Священномученик Митрофан родился 22 октября 1869 года в слободе Алексеевка Бирюченского уезда Воронежской губернии. При святом крещении его назвали Дмитрием, в честь святителя Дмитрия Ростовского, и будущий защитник святых устоев Православия воспринял от своего небесного покровителя замечательнейший дар проповеди слова Божия, которым он беспощадно разил врагов православия и вдохновлял души истинных чад церкви на благодатные труды во славу Божию.

 В детстве будущий владыка испытал много скорбей. Эти скорби и испытания наложили на его лицо неизгладимую печать кажущейся суровости. Владыка и рад был, но уже не мог избавиться от этого гнёта, лёгшего на его душу. Уже будучи астраханским епископом, он с грустью говорил одному из соборных священнослужителей: "Сам я знаю, что кажусь всем людям строгим, и часто думаю, что это за отвратительная черта. Но всегда успокаиваю себя тем, что это вовсе не суровая строгость, а скорее строгая задумчивость. Если бы вы знали, как суровы и безрадостны были мои детские и отроческие годы!

Сколько человеческой гадости мне пришлось узнать, сколько обид, унижений и огорчений перенести! И вот с ранних лет легла на моё лицо печать задумчивости и никак не могу справиться с нею".

Святитель Дмитрий Ростовский

Мать владыки, Анастасия Семёновна, была дочерью сельского причетника бедного, но благочестивого. У него были ещё дети помимо Анастасии, так что по недостатку средств в семье, ей не пришлось много учиться. Окончила она сельскую школу - вот и всё было её образование, а дальше надо было помогать матери по хозяйству и по уходу за другими детьми. Родители очень рано решили выдать её замуж - трудно было прокормить многодетную семью. Жениха ей прочили из духовного сословия, да она и сама хотела выйти замуж за будущего священника. Но не сбылась её мечта - никто из кандидатов в священники не сватался к ней. Кому нужна была такая бедная невеста?

И пришлось ей выйти замуж за простого рабочего. Звали его Иоанн Краснопольский. В слободе Алексеевка был небольшой кирпичный заводик, и он работал на нём - делал кирпичи. Жили они в страшной бедности, самой Анастасии Семёновне пришлось помогать своему мужу, учиться его мастерству и делать кирпичи. Мастерству этому она выучилась отменно, и делала кирпичи не хуже мужчин. Среди всех этих скорбей и бедствий, она никогда не забывала Господа, надеясь только на Него, и молилась Ему, и просила Его, чтобы дал Он ей сына. Ах, если бы сына! Непременно он стал бы духовным лицом, и она посвятила его Богу. Если уж не суждено ей было стать женой священника, то пусть её сын станет священником.

Однажды она была в своём уездном городе и зашла в собор. Припала она там к иконе Божией Матери, прося Её, Пресвятую Владычицу, даровать ей сына, и так умилилась этой молитвой, что с тех пор была уверена, что у неё обязательно родится сын. И вот Бог дал ей сына Дмитрия.

Шли годы. Мальчик рос, а затем пришло время отдавать его в школу. Здесь же в слободе, где Дмитрий родился, он и учился в слободской школе. Учился он прилежно, и окончил школу первым учеником. Повез его отец в город, чтобы определить его в духовное училище, но это было не так просто. В училище учились только дети духовенства, а Дмитрий был сын каменщика, и по всем законам дорога ему туда была закрыта. Ректор училища, снисходя к тому, что мальчик был внуком причетника, готов был вне штата взять его, но тут возникла другая проблема. Внештатных учеников училище не содержит на государственном обеспечении, а кто будет содержать в городе мальчика из бедной семьи, на какие средства?

По милости Божией для Дмитрия явился благодетель - его учитель по слободской школе, полюбивший Диму за прилежность в учебе. Он усиленно ходатайствовал об определении мальчика в духовное училище, и он же вызвался содержать его за свой счёт. Вот так, с большими трудностями, и стал Дмитрий учиться в духовном училище. Родители его радовались, что сын их будет духовным. Но у самого мальчика начались большие скорби. Сверстники, учившиеся вместе с ним, сильно обижали его, считая его выходцем не из их круга - называли мужиком, били, не хотели с ним разговаривать.

Оказавшись в таком бесчеловечном окружении, будущий святитель стал больше замыкаться в себе, полностью с головой углубившись в учёбу.

Он стал задумчив, неразговорчив, лицо сделалось не по-детски серьёзным, сосредоточенным. Когда Дмитрий приезжал домой на каникулы, или родители навещали его в училище, они стали замечать в нём эту сильную перемену. Когда они спрашивали его, что с ним случилось, он то отмалчивался, а иногда с какой-то безнадёжностью махал рукой. Может быть, мальчик скучал среди чужих ему людей?

Только потом, от посторонних людей, они узнали всю правду.

Однажды, в год окончания духовного училища, товарищи устроили над ним грубую шутку. Во дворе училища накатали ледяную гору и ученики в одну из перемен затащили на неё Дмитрия и столкнули вниз. Он покатился кубарем и влетел в окно кабинета инспектора училища. Зазвенели стёкла, в кабинете поднялась суматоха. Злые товарищи сумели всю вину возложить на Диму, он был обвинен в озорстве и исключён из числа учеников. Заступиться за него было некому - к несчастью, его благодетель только что умер. И вот мать, низко кланяясь начальству, просила не исключать сына из училища. Спасло бедного Дмитрия только то, что он был лучшим учеником, и что до окончания курса оставалось всего несколько месяцев.

Благовещенский Митрофаниевский монастырь г. Воронежа

 (начало 20 столетия).

Несмотря на все испытания, после окончания училища, Дмитрий поступает в духовную семинарию в городе Воронеже. Здесь в семинарии он уже содержал себя сам, зарабатывая частными уроками. В 1890 году он закончил духовную семинарию, женился, и в этом же году к необыкновенной радости его матери (отец не дожил до этого дня), его рукополагают в сан дьякона.

Рака с мощами святителя Митрофана Воронежского

(начало 20 столетия).

Через три года умирает его супруга. Отец Дмитрий усмотрел в этом особый промысел Божий, призывающий его на путь монашеского подвига. В 1893 году он поступает в Киевскую Духовную Академию с целью продолжить своё образование и в то же время, укрепляясь духом Киевских монастырей, особенно Киево-Печерской Лавры, подготовить себя к монашеству.

Вид Киево-Печерской лавры

(начало 20 столетия).

В 1896 году отец Дмитрий принимает иноческий постриг с именем Митрофан, в честь святителя Митрофана Воронежского.

 Два великих святителя - Дмитрий Ростовский и Митрофан Воронежский - стали для архиепископа Митрофана двумя столпами, определяющими его жизненное устроение, и двумя светочами, ведущими его к истинной цели его жизни - ко Христу.

Если по молитвам святителя Дмитрия дан был архиепископу Митрофану дар проповеди божественного слова Христова, то по молитвам святителя Митрофана ему дана была великая ревность к защите истины Православия.

Выбор монашеского пути был не случаен. Духовно он весь загорелся, желая отдать себя безраздельно Спасителю. Путь, указанный Господом, он считал для себя единственно верным и спасительным.

 Святитель Митрофан Воронежский.

. Вот слова самого архипастыря, сказанные о монашестве и его предназначении: " Монашествующие находятся в таких условиях жизни, что имеют полную возможность всецело посвятить себя на служение Богу; у них нет никаких забот ни о пище, ни об одежде, ни о других потребностях, они удалены от мира и его соблазнов, а потому должны употреблять своё время молитве. "Непрестанно молитесь" - сказал апостол Павел. И днём, и ночью, ночная молитва особенно необходима монаху. Молитва - это великая духовная сила; молитвою стоят престолы и царства; молитва может низвести какой угодно дар. Но одна молитва для инока недостаточна, инок должен ещё трудиться, не только для себя, для обители, но и для других. Его труд нужен и для общества, от которого он отрешился. Трудясь для пользы ближнего, тем самым монашествующие показывают деятельную любовь Христову, ибо Господь не только заповедал нам любить своего ближнего, но и Сам всю Свою жизнь на земле посвятил этой любви к людям, даже до смерти крестной".

Этим заветам святой архипастырь следовал безукоризненно, и, как блаженный Спаситель, посвятил свою жизнь любви к людям, вплоть до своей мученической крестной смерти.

15 июня 1897 года иеродьякон Митрофан был рукоположен в иеромонаха, а в 1898 году, по окончании курса в Киевской Духовной Академии со степенью кандидата Богословия, магистранта, он был назначен инспектором Иркутской Духовной семинарии.

После четырёхлетнего пребывания в Иркутске иеромонах Митрофан переводится в Могилёв, где он возводится в сан архимандрита и назначается ректором местной семинарии.

14 лет в жизни священномученика Митрофана было связано с его пастырскими трудами на Белорусской земле.

25 января 1907 года Высочайше повелено было ему быть епископом Гомельским, викарием Могилёвской епархии.

 Вид Киево-Печерской лавры (начало 20-го столетия).

 Наречение во епископа происходило в Санкт-Петербурге 10 февраля, и 11 февраля хиротония в Александро-Невской Лавре.

.Часовня во имя Христа Спасителя г. Иркутска

(начало 20 столетия).

 Перед хиротонией Митрофан просил свою мать привезти ему старинную семейную икону Богородицы «Умиление». Он очень любил эту икону, и каждый день молился перед нею.

 Свято-Петропавловский Кафедральный собор г. Гомеля

(современный вид).

 В своей речи, при наречении его во епископа Гомельского, Митрофан заявил что за основу своей архипастырской деятельности он поставит борьбу с инородческой пропагандой и сектантством.

И действительно, владыка много потрудился для укрепления православия в своей епархии.

Он много заботился о неимущих - постоянно помня о своем горестном детстве.

Понимая, как экономически зависимы беднейшие слои русского населения епархии от окружающих их кичливых инородцев, владыка прилагал настойчивые старания, чтобы пробудить у них экономическую предприимчивость и торговую инициативу.

 Икона Божией Матери «Умиление».

Вместе с архипастырскими обязанностями, на первосвященного Митрофана была возложена и другая ответственная миссия: его избрали представителем от Русской Православной Церкви в третью Государственную Думу.

С 1907 по 1912 г.г. он мужественно отстаивал в стенах Думы интересы Православия, духовных школ, и всех истинных чад Матери Церкви против яростных нападок леворадикальной части депутатов.

Живое, пламенное, исполненное высокого патриотического чувства слово владыки в защиту многострадальной церковно-приходской школы, мужественная проповедь трезвости, неустанный призыв к физическому и нравственному оздоровлению русского общества, и к проявлению его национального самосознания - все это было непрестанным источником новых сил для тех, в ком билось русское сердце, укрепляя их для защиты самодержавия и истинных интересов русского народа.

 На пятой сессии 16 апреля 1912 года владыка Митрофан произнес сильную речь в защиту Православной Церкви, а 13 мая, вместе с другим членом Думы - епископом Евлогием (Георгиевским), защищал в Думе тезис о значении Православной Церкви в России, как первенствующей.

Открытие императором Николаем II

Государственной Думы

Тогда обсуждалась смета Св. Синода. Полной неожиданностью для депутатов Думы явилось заявление одного из членов Думы, представителя левого течения: «Ни одного гроша народных денег этим кровавым врагам народа, затемняющим народное сознание», «религия - опиум для народа».

Архиепископ Евлогий (Георгиевский).

И вот на долю епископа Митрофана выпало тяжелое послушание парировать такой удар. В стенах, где собрались люди в большей части уже потерявшие веру, речь владыки стала настоящей проповедью торжества Православия, бичующей и клеймящей позором всех врагов Церкви Христовой.

 3 ноября 1912 года владыка Митрофан был Высочайше утвержден епископом Минским и Туровским. Так же как и в Гомеле, святитель на новой кафедре горячо отстаивал интересы православной церкви и русского (белорусского) населения края против усилившихся, после революционных событий 1905-1907г.г., католической пропаганды и польского засилья.

За эту непоколебимую позицию духовенство г. Минска называло владыку Митрофана, «стойким борцом за православно-русское дело». Исключительная ревность святителя о Церкви, её благе и чистоте, напоминала его пастве святую ревность архипастырей времен Вселенских соборов. Множество благостных начинаний за столь незначительное время своего пребывания на Минской кафедре удалось владыке претворить в жизнь.

Спасо-Преображенский монастырь г. Минска

(начало 20-го века).

Кроме поднятия у населения национально - патриотических чувств, епископ Митрофан уделял большое внимание улучшению церковно-школьного дела в епархии. Владыка сознавал, как важно было для простого русского человека церковное образование в целях укрепления его веры, особенно в то время, как светская школа, дышащая безбожием и нигилизмом, все более и более набирала силу и оттесняла церковные школы.

За это дело святитель взялся рьяно, и даже с некоторой горячностью, которая была простительна, понимая, как важно было для него укрепить в народе святую православную веру.

Для этого он не жалел сил, благодаря своей чрезвычайной работоспособности, постоянно объезжал вверенную ему епархию, посещал даже самые захолустные приходы, которые до него никогда не посещались архиереями.

Всюду он проповедовал, был очень доступен, вникал в нужды любого обратившегося к нему человека, старался помочь. Владыка отличался не показной благотворительностью, видимо, воспоминания о собственной бедственной юности подвигали его на это благое дело. Сохранились воспоминания, что святитель не раз расплачивался за бедных семинаристов, которым только за их бедность грозило увольнение из семинарии.

Владыка твердо держался своего убеждения, что многие пороки искусственно насаждаются в среде русского общества и миссия православной церкви заключается в том, чтобы помочь людям избавится от них, особенно это касалось пьянства. С благословения святителя каждый год в Минске стал проводиться трезвенный крестный ход. Был освящен специальный вагон трезвости, на котором духовенство объезжало города и веси Белорусского края с проповедью против пьянства, раздавая бесплатную литературу.

Сознавая, как важно для каждого верующего человека знание духовной истории своего края, его духовных традиций, местных святых, епископ Митрофан поставил на должную высоту в народе память небесных покровителей епархии: святых святителей Туровских Кирилла и Лаврентия, а также святого мученика младенца Гавриила, убитого иноверцами. Благодаря стараниям владыки, во всех храмах епархии была написана икона Минских святых, где они все собраны вместе, осеняемые Покровом Богоматери.

«Собор Белорусских святых»

(икона 80-х годов 20-го столетия)

 С какой радостью и духовным умилением встретил владыка появление этого священного образа, как родного детища, духовно взращенного в его сердце. Вскоре иконы Минских святых появились почти во всех храмах епархии и в домах многих её жителей. Продолжением этого благодатного дела было решение владыки создать в центре древней Туровской епархии - городке Турове, величественный каменный храм в честь святителя Кирилла Туровского. 

                                            Минская икона Божией Матери

 Мысль эта получила некоторое осуществление в виде открывшегося сбора пожертвований. Но этому начинанию святителя, как и многим другим помешала начавшаяся в августе 1914 года Первая мировая война..

Грозные волны военных событий докатились вскоре и до пределов Минской епархии. Одно время и сам город Минск находился в сильной опасности быть захваченным врагом. В тяжелейший для епархии момент, когда в сердцах даже самых стойких защитников города стала исчезать надежда на спасение, владыка совершил в привокзальном Казанском храме общественное моление, вызвавшее у богомольцев и у воинов отправлявшихся на фронт, прилив бодрости и духовных сил.

Господь брани сохранил город и не отдал его в руки иноземцев. Несмотря на обстоятельства военного времени, епископ Митрофан не прекращал своих поездок по епархии. Всюду он призывал свою паству к терпеливому перенесению невзгод вызванных этими событиями. Для оказания материальной помощи пострадавшим от военных действий святитель привлекал благотворител ьные государственные организации.

 Семьи призванных в ряды армии и беженцы получали благодаря владыки щедрую материальную помощь. Кроме того, святителем из епархиальных источников раздавались различные пособия, устраивались убежища и приюты для беженцев.

Свято - Троицкий монастырь г. Слуцка

(начало 20-го столетия).

Владыка часто выезжал на фронт для воодушевления русских воинов и благословения их на ратные подвиги. Святитель не раз попадал под обстрел, но это не смущало и не останавливало его. Для раненых воинов по его благословению открывались епархиальные лазареты. За особую деятельность по обстоятельствам военного времени владыка Митрофан был 14 мая 1916 года награжден орденом Святого Александра Невского. 11 июля 1916 года последовало Высочайшее повеление о перемещении епископа Митрофана на Астраханскую кафедру.

11 августа 1916 года новый архипастырь Астраханской епархии преосвященный Митрофан прибыл к месту своего служения.

Общий вид г. Астрахани (начало 20-го века).

Кафедральный протоиерей Иоанн Саввинский, приветствуя его от лица всего астраханского духовенства, между прочим, сказал: «Не без некоторого опасения, обыкновенно, являются к нам новые архипастыри. Печатные сообщения и лживые слухи об особенностях здешнего климата, о царящих здесь болезнях и эпидемиях, заставляют верховых жителей ужасаться нашего края.…

Смущает их также и своенравная астраханская паства, обуреваемая инославием и всякого рода сектантством. Поле, заросшее плевелами, волчцами и тернием, не может не беспокоить сеятеля.… Еще один предмет особых забот и тревог для астраханских архипастырей - это местные инородцы, - киргизы (казахи) и калмыки. Живя среди степей на лоне природы, они, как дети, чужды всякого фанатизма, и сердцем готовы к восприятию евангельского учения, но для приведения их во двор овчий потребны не только личный порыв и подвиг миссионера, но и особое дарование Божие, равное апостольскому».

 Маститый протоиерей, призывал владыку, несмотря на эти кажущиеся трудности твердо нести свой крест: «Взойди на предуготованную тебе свещницу - кафедру астраханскую, и да воссияет «свет твой пред человеки, яко да видят добрыя дела твоя и прославят Отца нашего, иже на небесех»».

«Не без смущения воспринимаю жребий сего служения, - ответил владыка на приветственную речь о. Иоанна, - в крае, который имеет богатое и по временам бурное прошлое, в крае, который с незапамятных времен служил дорогой для многих народов, оставивших тут следы своего пребывания и образовавших ту смесь населения, как наблюдается здесь. Все это вместе накладывает на местную жизнь печать своеобразности, и требует в соприкосновении с явлениями ея особой внимательности и той мудрости, какую заповедал нам Христос, говоря: «будите убо мудрии яко змия и цели яко голубие (Мф10,16)». И чувствуя, и сознавая трудность для себя служения в этом своеобразном и новом для меня крае, в сей знаменательный момент вступления на кафедру святителей астраханских, испытываю живейшую потребность сердца обратится к вам с усердным прошением умножить свои молитвы, чтобы мое служение и учение среди вас не были бесплодны. Приими и от меня, Богом данная паства астраханская, мой привет, мою любовь, мои молитвы и благословение».

Вскоре после своего прибытия в Астрахань, владыка присутствовал на панихиде на могиле святителя Иосифа, митрополита Астраханского. В молитвенной задумчивости испрашивал епископ Митрофан благословения на свои архипастырские труды на новом месте служения у молитвенного покровителя земли астраханской - священномученика Иосифа. И святитель Иосиф не остался глух к его просьбе - благословил, укрепил и направил по своим стопам на Голгофский крест, чтобы «положить душу за паству свою».

14 августа владыка совершал первую свою литургию в Успенском соборе, и здесь произнес пламенную проповедь, не оставившую равнодушной ни одного из всех присутствовавших в соборе.

Вид на Астраханский кремль

(начало 20-го века).

 В своей проповеди святитель освятил происходившие в то время военные события. В каждом слове архипастыря слышан был голос убежденного патриота, верующего в силу и мощь русского народа, надеющегося, несмотря на все злые козни хитрого и вероломного врага, на всесильную помощь Божию в окончательно победе над врагом и торжество России. Ему, служившему, так сказать, в самом пекле военных событий, видевшему и посещавшему лично окопы и передовые позиции, перед глазами которого неоднократно разрывались снаряды и падали вражеские аэропланы, особенно хорошо лично было известно то настроение, которое царило в сердцах истинно верующих защитников Отечества, и уверенность их в победе над врагом. И это свое настроение архипастырь сумел передать своим слушателям, и в них подогреть святую уверенность и воодушевление в переживаемых военных событиях. Давно с астраханской кафедры не раздавался столь ревностный и убежденный голос проповедника - истинного патриота. Маститый протоиерей астраханский о. Николай Пальмов так отзывался впоследствии о речи владыки Митрофана: «Много на своем веку слышал я ораторов церковных и светских, многие вызывали у меня слезы, но такого оратора слышал я впервые: образность, темперамент, сила эмоции, глубочайшая вера в помощь Божию захватили меня до такой степени, что я готов был в благодарность пасть к его ногам».

С первого дня служения, с первой проповеди началось беспримерное горячее служение епископа Митрофана на новом, Богом определенном месте. Владыка поистенне горел, пламенел душой к каждому делу. Для него не было вещей маловажных, которые он мог оставить совсем, наоборот, он за все брался с сильной надеждою на скорейшую помощь Божию. Каждое дело, всякая его обязанность сливалось у него воедино - в дело его архипастырского служения, на которое он был призван Богом. Здесь не могло быть и речи об усталости и отдыхе, о которых владыка совершенно забыл и к чему постоянно призывал и других, пытаясь зажечь всех своей неутомимой энергией. По собственным словам святителя, выражавшим его внутреннюю жизненную позицию: «Кто любит свое дело, тот быстр и решителен в своих поступках, он весь в напряжении, кипит, как в огне, и дело горит в его руках. Это огненные души, не знающие отдыха и устали. Препятствия их не устрашают и не останавливают, но ещё сильнее возбуждают их энергию и мощь. Как огонь, чем больше встречает горючего материала, тем сильнее воспламеняется, так и эти неутомимые борцы, чем больше у них работы, тем кипучее и напряженнее становиться их деятельность».

Деятельность владыки была поистине кипучей. В первую очередь это касалось помощи Родине, страдавшей от уже третий год продолжавшейся страшной войны; помощи воинам, мужественно защищавшим в окопах свое отечество; помощи раненым и лишившимся своего крова и принужденных искать пристанища в чужих краях. Владыка всячески старался подвигнуть свою паству на дела благотворительности и милосердия по отношению всех нуждающихся, а главное, - духовно поддержать свою Родину в этой тяжелой брани с врагом, своей молитвой, трудом, верностью Государю и Святой Церкви Православной. Владыка часто проповедовал, чтобы возгреть в своей пастве эти святые чувства, беспрестанно служил молебны о даровании победы русскому воинству. На годичном собрании Кирилло-Мефодиевского братства, 29 августа, святитель высказался за временную переориентировку братства, поставив во главу задачи благотворительности, ранее не присущие ему. «Братство, имея свои высокие специальные задачи обращения на путь спасения заблудших, и укрепления православных в истинах православной веры, в переживаемые нами великие дни должно поставить на первый план новую задачу - заботу о материальном обеспечении бедствующих семей лиц, призванных на поле брани Державною Волею, улучшения состояния наших доблестных защитников отечества, обеспечения лиц, потерявших от войны все дорогое и милое сердцу».

Другим важным делом в этом направлении стало открытие по инициативе владыки Епархиального лазарета. Помещение ему подыскали в здании церковно-приходских школ Казанского храма г. Астрахани и 5 октября, в день тезоименитства царевича Алексея, было совершено его освящение. По инициативе владыки лазарет получил наименование Алексеевского.

Здание Воскресной школы Казанской церкви,

 где располагался Алексеевский лазарет.

Также по инициативе владыки, при Чуркинской пустыни была устроена школа для детей беженцев и обитель взялась обеспечить содержание школы на свои средства.

Епископ Митрофан, по словам всех хорошо знавших его, имел доборе сердце, готовое откликнуться на любую беду, природную память, и, главное, усвоенную доступность, не делавшую различия между чинами и положениями. Владыка не гнушался никаким просителем, особенно из числа духовенства. Будь он самым последним псаломщиком из захолустного селения, архиерей терпеливо выслушивал его, тем более, если человек искал облегчения своей тяги душевной. Владыка, преподав мудрое наставление, старался помочь, чем мог, материально. Все от него уходили обласканы, с надеждой в сердце.

 Чтобы быть ещё более доступным для своей паствы и иметь с нею более глубокое молитвенное общение, святитель установил читать в градских церквах акафисты. Это начинание архипастыря привлекло в храмы большое число верующих, которые с умилением внимали за богослужением словам акафиста Спасителю или Божией Матери. Такое умилительное чтение особенно радовало, помогало отогревать души и избавляться от тягостных дум и впечатлений, особенно в столь тяжелое время.

Владыка с самого своего приезда на астраханскую кафедру, стал совершать частые поездки по епархии, посещая подчас столь дальние приходы, которые до него не посещал ни один из астраханских архипастырей. Везде и всюду он старался привлечь к себе сердца прихожан истовым богослужением, воодушевленной проповедью и простыми беседами с ними о самых насущных проблемах.

Не забывал епископ Митрофан и дело миссионерской проповеди в своем крае, населенном во множестве иноверцами и сектантами. Вскоре по приезде в Астрахань, в сентябре месяце 1916 года, святитель отправился в Калмыцкую степь для обозрения миссионерских приходов и станов, расположенных здесь. Состояние миссии не удовлетворило владыку. По его мнению, миссия находилась в плачевном состоянии, очень мало способствуя расположению калмыков к принятию православия. «Нужно что-нибудь сделать для этого народа, очень жаль его», - эти слова владыки, растворенные с болью, пожалуй, стали горестным заключением от этой поездки. По его словам, - «Прежним способом общения между христианами и иноверцами была торговля, а ныне этими средствами единения должны быть храм Божий и школа. Храм Божий среди языческой степи должен быть как источник в пустынном месте, который влечет к себе духовно жаждущих». После своего посещения приходов в Калмыцкой степи, владыка посетил миссионерскую школу, располагавшуюся на Калмыцком базаре.

Обращаясь к ученикам школы, которые должны были стать в ближайшее время миссионерами, несущими слова Божественной проповеди в становища калмыков, владыка указал на то огромное значение, какое имеет просвещение инородцев Христовой верой, не только в церковном, но и в государственном отношении. Каждый православный христианин, соприкасающийся с инородцами, призывался словом и делом содействовать этой великой и святой миссии.

Другим немаловажным делом была и борьба с усиливающимся сектантством. Ещё на пастырском собрании духовенства 24 августа 1916 года епископ Митрофан говорил, что главный враг православия и русского народа, в настоящий момент кровопролитнейшей войны, это баптизм. Он глубоко развился в астраханской епархии, и обязанность всех православных - знать учение баптизма и уметь дать ответ всякому вопрошающему. Владыка призвал на это богоугодное дело не только пастырей, но и всех истинных чад православной церкви: «общая обязанность всех быть веропроповедниками, и если мы не удерживаем и не останавливаем хулителей веры нашей, то делаем злое дело - препятствуем распространению Царствия Божия на земле, и действуем в угоду врагов церкви Христовой. Пусть не будем мы в рядах врагов Христовой истины, а все станем проповедниками света Христова».

Для этой цели владыка предложил образовать особые кружки ревнителей Православия, наученных истинам веры и полемическим вопросам, которые бы были помощниками пастырям в их пастырско-миссионерском деле. По инициативе и благословению владыки, 15 января 1917 года в Астрахани в здании Епархиальной библиотеки были открыты курсы для подобного обучения ревнителей миссионерскому делу. Также по инициативе владыки стало появление и порайонных курсов, призванных к этому же святому делу.

Такие курсы были открыты 10 января в селе Пришиб Царевского уезда, известного как один из значительных центров сектантства в Астраханском крае. По мнению владыки, курсы должны были послужить, не к разжиганию среди православного населения ненависти к сектантам, а для кроткого, исполненного истиной христианской, вразумления и возвращения их в лоно Матери Церкви.

«Заблуждающиеся в истине и сомневающиеся - люди больные, - говорил он, - с которыми должно обращаться кротко и с любовью, с состраданием. Они часто, как больные, не понимают цены лекарства, отвращаются от нашей помощи. Сектанты сроднились со своими взглядами, выросли в такой обстановке - своей вере, и часто боятся наших бесед с ними о вере. После они поймут наше доброе желание и намерение, и оценят, когда очи их просветятся светом истины.… И мы сделаем себе великую пользу - своей душе - покроем множество грехов своих, как говорит Слово Божие, если обратим кого от пути его…»

Но не горечь военных событий, не засилье сектантства так беспокоили пламенную душу епископа Митрофана. Безверие, падение нравов, развращение народа болезненно ранили душу владыки. С прискорбием он видел, как и в нашем городе открыто попирается святость воскресных и праздничных дней, через устройство накануне их разных зрелищ и увеселений. Как вместо храма народ устремился на всякие безобразные сборища типа синематографа, куда допускаются и дети.

Владыка чувствовал, к каким страшным последствиям может это привести. Он верил в победу русского оружия в страшной войне, но он уже видел и как энергично действуют внутренние враги Отечества, планомерно разрушающие все духовные устои в обществе: «работа их тонкая, неуловимая и постигается только по печальным разрушительным последствиям ея. Естественные последствия военных событий, бедственное положение народа - эти неизбежные испытания внутренние враги не побоялись, не постыдились использовать в своих целях. Они построили на них свою разрушительную работу, распуская различные злонамеренно вымышленные слухи, подозрения и сомнения. Сначала такие попытки казались ничтожными и даже смешными, хотя люди прозорливые, искушенные опытом и предостерегали от них. Но вот они постепенно начинают расти, шириться, а вместе с тем растет и смущение умов. Замутив общественное сознание и видя безнаказанность, враги уже больше не скрываются, но открыто начинают распространять свою заведомую ложь, искусно опутывая ею доверчивых и малодушных. Голоса наушников и шепотников крепнут, и на этой почве вырастает целый общественный соблазн. Не забудем того, что во главе этого злого дела стоят люди тонкие, искусные, изучившие все способы влияния на толпу. Они ведь определенно ничего не говорят, но всюду сеют подозрения, они видимо стоят за народ и прикрываются высокими лозунгами, но умело подтасовывают события, перетолковывая их и извращая. Нет такого самого высокого положения и имени, которого бы они не очернили и не унизили своими хитрыми злонамеренными инсинуациями. Все и всё ими заподозрено, осмеяно и унижено. И вот, в душу народную закладывается ядовитое жало соблазна, смущения и недоверия, которые ползут, захватывают самые верхи общества, высшие учреждения, суды, канцелярии и кабинеты, - распространяются вниз, в толщу народную. Под влиянием злоречивых слухов теряется вера в людях, падает уважение к самым залуженным деятелям, а там, как неизбежное следствие, растет малодушие, робость и нерешительность. У всех опускаются руки, останавливается работа, стране грозит паралич общественных сил. И если такое настроение охватит всю страну, то подумайте, что с ней будет, какая участь её ожидает».

 Тревожные предчувствия святителя оправдались в самое ближайшее время. Пастырское послание владыки Митрофана, из которого были приведены эти слова, было опубликовано в январском номере Астраханских Епархиальных Ведомостях, а 25 февраля в России произошли те события, о которых предупреждал своих чад архипастырь. Народ восстал против своего Государя, Помазанника Божия и царь Николай II, во избежания кровопролитнейшей гражданской войны, которая в условиях войны с Германией была бы смертельной для России, подписал акт отречения от престола. К власти пришло Временное правительство, наделенное властью до созыва Учредительного собрания, которое в свою очередь должно было установить новые формы правления для России. Святитель Митрофан очень тяжело переживал происходившие в то время события. Для него, как для любого верного сына Отечества и слуги Государя, тяжело было представить будущее России без Самодержавного Помазанника Божия. Он, который ещё недавно призывал «ещё теснее сплотиться около Царя и Трона, наших исторически заветных святынь», в которых и только в них видевший нашу опору и защиту, не мог не понимать, что страна потеряла что-то самое дорогое. Будущее России для владыки начало вырисовываться в самых зловещих, гнетущих образах.

Епископ Митрофан (Краснопольский)

(Из собрания портретов Астраханских архиереев в Архиерейском доме г. Астрахани).

Своего отношения к происходящим в России событиям епископ Митрофан не скрывал ни от кого - ни от духовенства, ни от других близких к нему лиц. Такое отношение архиерея вызвало даже определенные опасения у Астраханского Исполнительного Комитета (местного органа Временного правительства). На заседании от 4 марта 1917 года в Исполнительном Комитете было сообщено, «что в среде духовенства определенно заявляют, что Астраханский епископ Митрофан враждебно относится к происшедшей перемене государственного строя и не скрывает этого своего враждебного отношения, как от духовенства, так и от частных лиц». Члены Комитета решили обратится к Обер-прокурору Св. Синода с телеграммной просьбой, оказать необходимое на епископа Митрофана воздействие.

Но владыка Митрофан и сам прекрасно понимал, что всякая конфронтация с установившейся в России властью, будет служить только на пользу врагам Родины. Народ сделал свой выбор, хоть и в безумии, одурманенный страстными лозунгами о свободе, лишая себя Богом установленной власти. Новое правительство, хоть и пораженное «язвой» свободы, ещё заявляло о своей приверженности старым традициям и морали, выразителями которых непреложно служила Церковь Христова. Посему, владыка Митрофан, не расставшись со своим внутренним предубеждением по отношению к новой власти, внешне признал и подчинился ей, внимая словам Спасителя: «Несть власть, аще не от Бога». В обращении к своей пастве от 10 марта 1917 года, епископ Митрофан призвал её признать новое правительство и повиноваться ему: «В настоящий момент всякия сопротивления и волнения преступны и могут клониться ко вреду дорогой Родины».

Все искренние патриоты страны считали также, но уже не они определяли будущее страны. Власть все больше и больше стала переходить в руки людей темных, злобных и жестоких, враждебных Церкви Христовой, так и самой России.

Дыхание объявленной свободы начинало приобретать запах зловония, смрада, дурманящего людей. Многие представители Церкви, его священноначалия, начинали дуреть и терять разум духовный. Сразу же после происшедших событий в церковной печати появились предложения об обновлении многих сторон жизни церковной. Подобные веяния проявились в Церкви и около неё давно, и святитель Митрофан ещё в 1916 году категорически высказался по этому поводу: «Теперь весьма часто берутся исцелять нестроения церковной жизни даже те, кто стоит вне Церкви. Вопросы внутренней церковной жизни подвергаются смелой и непродуманной критике современной прессы и толпы. А дело церковно-духовное, и к нему следует подходить с верой и любовью, а не с горделивым и кичливым «Я». Непризванные судьи с гордостью и самомнением все церковное, как это ни опасно, перекраивают на свой лад. Толкуют: Церковь лишилась чистоты и требует реформы. Какое грубое заблуждение! Это хула на Божественного Основателя церкви. Ведь он до скончания века останется с нею! Церковь, исполненная святости и благодати, вечно будет питать верующих, и приводить к совершенству верующих через Святые Таинства, по слову Иоанна Златоуста: «не стареется, но присно юнеет». Загляните каждый в собственную совесть, и Вы легко убедитесь, что не Церковь нуждается в обновлении, а лично мы с Вами. Уставы Церкви неизменны, они вечны. Преследуемый модой прогресс не применим к церковной жизни. Прогресс стремиться вперед, позабывая заднее; стремиться к тому, что часто туманно, неуловимо. Для Церкви же лучшее там, назади: там апостолы, оставившие нам непреложные наставления, там порывы и примеры святой жизни. Все это остается для нас недосягаемыми идеалами. Счастье и преимущество плавающих по бурному морю в том, что они имеют руководящие и указующие путь маяки. Мы христиане, шествующие по морю житейскому, часто блуждаем оттого, что забываем и уклоняемся от заветов Христа, ведущих нас ко спасению. Поставим вопрос прямо: чего мы желаем? Желаем не реформировать Церковь, а центр тяжести перенести на себя и посмотреть, твердо ли мы стоим на незыблемом основании веры, положенном Христом, или отошли от него и желаем реформировать жизнь Церкви по своим соображениям. Последнее будет не обновлением, а переустройством Церкви соответственно своим похотям».

Брожения среди духовенства началось сразу же после государственного переворота 25 февраля. В местной церковной печати появились суждения о том, что с «уничтожением самодержавия прежние оковы, задерживающие надлежащий рост церковной жизни и держащие духовенство в его замкнутой жизни, сами собою пали и началась новая светлая свободная жизнь Православной Церкви». Проявилась и инициативная группа революционно-настроенного духовенства, среди которых особенно выделялись священники градских церквей Ксенофонт Цендровский, Николай Боровков, Константин Зорин (будущие обновленцы). По инициативе этих священнослужителей астраханское духовенство стало собираться на частые заседания «для суждения по вопросам, неотложно вытекающим из современного момента, требующих немедленного разрешения». 

Епископ Митрофан Краснопольский

(из собрания А.И. Кузнецова)

8 марта собралась значительная часть духовенства, и признала необходимым провести кандидатов от духовенства в местный Исполнительный Комитет. Были намечены кандидаты, в том числе и священники К. Цендровский, Н. Боровков, К. Зорин. Первые двое в тот же вечер явились на собрание местного Исполкома, а священник К. Цендровский от лица всего астраханского духовенства выступил с речью, в которой заявил свое расположение к местному Исполкому и желание поддерживать новое правительство во всех его начинаниях. Эта приветственная речь о. Ксенофонта вызвала шумные аплодисменты. Но в местный Исполком представители от духовенства не попали - им предложено было войти в сношение с общественными организациями, и в блоке с ними провести своих представителей. После этого городское духовенство стало активно знакомиться с программами существующих политических партий, а также с опытом революционных движений в других странах. Для этого были привлечены местные специалисты, проводившие для духовенства ряд лекций.

Все эти события, оставившие фигуру епископа Митрофана как бы в стороне, большую часть духовенства приводили в сильное недоумение. 9 марта двое благочинных г. Астрахани и председатель собрания духовенства священник Григорий Степанов доложили архипастырю о переговорах с Исполкомом, и просили руководственных указаний - как же им вести себя в этих обстоятельствах, тем более, что 10 марта был объявлен гражданским праздником революции. Владыка принял единственно мудрое решение, и, как мы знаем, в этот день после литургии архиепископом был отслужен в соборе молебен с провозглашением многолетия богохранимой Державе Российской и Временному Правительству. Подобные же молебны служились в тот день и в других храмах города. Одновременно владыка на проповеди высказался о том, что надо разумно пользоваться дарованной свободой, несомненно, указывая и некоторой части астраханского духовенства на их ревность не по разуму в желании, поддаваясь на модные веяния, заниматься преобразованием Церкви. Но слова предостережения, исходящие от архипастыря, опять не были услышаны.

 На собрании духовенства от 22 марта, избравшего из своей среды так называемый Совещательный Комитет (состоящий из представителей все того же «революционного духовенства»), было постановлено просить Его Преосвященство сделать распоряжение о созыве в Астрахани в конце апреля пастырского собрания городского духовенства, совместно с представителями от уездов, для выработки тактических приемов в пастырской практике, «поскольку таковая должна быть согласована с современными запросами обновленного строя в жизни государства».

Владыка, желая остудить зарвавшихся священнослужителей и направить их энергию в нужное русло, предложил им обсудить, - «не целесообразнее ли будет духовенству послать из среды градских священников особых делегатов по приходам епархии, с целью выработки на месте общих согласованных мероприятий, к скорейшему упорядочению и реорганизации церковно-общественной жизни».

Духовенство, рассмотрев этот вопрос, 27 марта решило, что командировка делегатов в приходы епархии с указанной им целью неосуществима, и из-за чрезвычайной обширности губернии, и из-за весенней распутицы, делающей затруднительным такие поездки, а главное, - из-за неподготовленности к выполнению в настоящий момент означенной миссии. Слова эти звучали откровенным лицемерием и нежеланием следовать указаниям правящего архиерея.

Началось скрытое противостояние владыки Митрофана и части бредившего обновлением духовенства. Эти церковные революционеры понимали всю опасность для их планов твердой позиции архиерея, не хотевшего идти на поводу у обновленцев. В сокровенные их планы входило намерение в ближайшее время избавиться от столь неподатливого епископа. Они активно обсуждали на собраниях духовенства возможность применения в епархии выборного начала, указывая на повсеместные случаи замены в Церкви принципа назначения принципом избрания, даже до выбора епископа включительно. Случаи избрания архиереев, где старые «промонархически» настроенные епископы под давлением светской власти смещались со своих постов, были широко известны. Но в Астрахани позиции «революционеров от церкви» были ещё довольно слабы. Большая часть духовенства, хотя и внимала им в некоторых вопросах, но по сути своей была сильно обеспокоена обновлением Церкви, и боялась его. Духовенство ещё сильно держалось за архиерея, а архиерей мог уверенно опираться на него.

Видя это, активисты несколько изменили свои требования. Вместо задуманного ими собрания городского духовенства, предполагавшего обсуждение вопросов коренного обновления Церкви, было предложено владыке назначить на 2 мая очередной, ежегодно проводящийся Епархиальный Съезд духовенства и старост на общих основаниях. Преосвященный архипастырь изъявил свое согласие, причем, объявил, что съезд должен состоятся при самом широком участии представителей от мирян, и поручил Совещательному Комитету точно отредактировать основания, на которых должен состоятся съезд. В видах большей экономии средств, владыкою было предложено на этом съезде заняться и экономическими делами: рассмотрением смет учебных заведений, учреждений и другими обычными на съездах вопросами. Но, по мнению Совещательного Комитета, «занятие этим делом отвлечет духовенство от прямого назначения пастырского собрания - специального разрешения острых вопросов критического момента, определившего новое направление в церковно-общественном моменте». Из этих соображений рассмотрение экономических вопросов было отложено до более удобного времени. Само стремление активистов Совещательного Комитета к созыву внеочередного епархиального съезда было неслучайным. Они опирались в своих устремлениях на всеобщую, набиравшую силу в России, антицерковную, антиправославную компанию. Сразу же после происшедшего 25 февраля переворота, пришедшее к власти Временное правительство назначает Обер-прокурором Святейшего Синода В.Н.Львова, человека совершенно чуждого Православию. Он передал редакцию высшего печатного церковного органа «Всероссийского церковно - общественного вестника» в руки ярому обновленцу - профессору Петроградской духовной академии Б.В. Титлинову.

Это церковное издание и стало рупором обновленчества. С его полос безудержно проповедовались новые идеи, которые на деле оборачивались призывом к разрушению канонического строя Церкви, к бунту против преемственной от апостолов иерархии. По всей стране созывались епархиальные съезды духовенства и мирян, подобно астраханскому. Обескураженные и сбитые с толку круговертью событий, подстрекаемые пропагандой «Вестника», участники съездов выносили резолюции о недоверии своим правящим архиереем, направляли петиции с требованием ввести выборность епископата. Везде и всюду эти съезды шли по одной программе, направляемые рукою революционного Обер-прокурора Львова, желавшего избавиться от неугодных ему «монархически настроенных» архиереев, и перестроить Церковь по собственным его и его соратников убеждениям, совершенно далеким от Православия.

Астраханский съезд мог вылиться в подобную же политическую акцию, но духовная мудрость епископа Митрофана не дала осуществиться этим намерениям. Он постарался повернуть течение съезда в более спокойное, направленное на благо Церкви русло, устремить его на решение более важных насущных проблем епархиальной жизни. О своем же видении переустройства Церкви, к которому активно призывали церковные революционеры, владыка высказался в своей речи к собравшимся участникам съезда: «Как нам подойти к этой великой и ответственной задаче (переустройству Церкви)? Есть два пути снизу и сверху, - какой избрать? Нужно выходить из самого понятия о Церкви как собрании верующих в Христа, которой Сам Он передал всю полноту власти. В этом полнота и жизненность церковного дела, когда все верующие единой соборной церкви будут думать одинаково и совершать единое дело Божие. Если соборность - неотъемлемая принадлежность Церкви, и со времен апостолов жизнь протекала через общее соборное сознание верующих, то ясно, что церковное обновление должно быть на началах соборности. Соборность - явление постоянное. Сами апостолы обсуждали дела Церкви совместно со всеми своими пасомыми; вспомним собор Иерусалимский, описанный в кн. «Деяний», избрание ап. Матфея, семи диаконов. И наша Российская Церковь не отрицала в течение долгих лет соборного устроения Церкви, не только в киевский период, но и в монгольский, и московский. С учреждением Синода стали думать, что он заменяет собор, но это собрание было неполное, и его решения не были выражением всей Церкви. Теперь опять соборность должна возобладать и лечь краеугольным камнем в основу всех суждений о реформе Церкви».

Именно с возвращением устроения Церкви к допетровским временам, более каноничным в отношении Ея соборности, а главное с возвращением института патриаршества, о восстановлении которого и думать не хотели тогдашние революционеры от Церкви, были связаны помыслы епископа Митрофана, и именно в этом богоугодном деле хотел утвердить владыка астраханское духовенство и свою паству. По милости Божией, архипастырь оказался не одинок в этом своем истинно православном рвении. Большая часть астраханского духовенства и мирян, присутствовавших на съезде, хорошо поняла, какое поле деятельности для них более благо. На съезде вопрос о недоверии правящему архиерею, чего очень желали обновленцы, не получил поддержки. Духовенство и миряне выразили полное свое доверие епископу Митрофану.

Сам владыка при закрытии епархиального съезда откровенно высказался о своих чувствах, сопровождавших его во время работы съезда: «Не скрою от вас, что я с тревогою проводил все эти дни, ожидая конца вашей работы…Мы думали как бы не вышло между участниками Съезда каких либо распрей и междоусобий… сумеем ли мы правильно вести дело, объяснить всем те великие задачи и цели…которые и должны быть положены в основу суждений…»

Съезд принял несколько решений, в том числе касающихся и переустройства Церкви, но владыка дал всем собравшимся понять «что не все здесь нами решенное, подлежит немедленному проведению в жизнь; этого нельзя сделать ранее Всероссийского собора».

Владыка призвал священнослужителей и особенно прихожан к разумным действиям, особенно касательно применения в жизни выборного начала. По словам владыки «выборное начало осуществлять сейчас во всей полноте невозможно до предстоящего собора. Между тем, если будет объявлено прихожанам на местах, что право выборного начала принадлежит им по преимуществу, то они поймут это по своему, и произойдет ещё больше неприятности и для епископа и для пастырей». Преосвященный привел для примера два случая, произошедшие в тот день у него на приеме: из одного села прихожане просили определить диакона во священника на приход из другого, не окончившего курс в семинарии, на место, ещё занятое.

«Разъясните, пастыри, и вы, миряне, по приезде домой, что все эти нововведения будут введены не сейчас и не сразу, и с соблюдением некоторых обязательств, нельзя же, - говорил владыка, - поставлять во священники малограмотных и не могущих растолковать вам Слово Божие, нельзя же без вины виноватых лишать места и удалять, куда же их определять? А у них, может быть, семья..." Опасения владыки были небезосновательны. Уже вскоре многие представители духовенства и в городе, и в селах стали ощущать неопределенность своего положения. В некоторых приходах прихожане просто изгоняли неугодных, не понравившихся им пастырей. Другие же постоянно жили, как на вулкане, в постоянной боязни, что вот откуда-нибудь начнется против них движение, и они принуждены будут уйти. Разнузданная борьба против православной иерархии достигла своей наибольшей силы. Сначала изгонялись из своих епархий архиереи, а теперь дошла очередь и до большинства простых священнослужителей, но вся эта оголтелая кампания по разрушению Церкви вызвала в скором времени совсем обратные действия. Ослепление свободой, постигшее часть духовенства и епископата, очень быстро стало проходить. Наступило отрезвление. Духовенство ясно увидело, что, освободившись от «старорежимной опеки» Церковь попала в кабальную зависимость от неправославной светской власти, где всеми делами распоряжался как полновластный хозяин бывший кавалергардский офицер князь Львов. Порабощение Церкви было полное.

29 апреля Святейший Синод объявил о начале подготовки к созыву Всероссийскому Поместному собору. И хотя подготовка к нему и выборы в епархиях участников собора проводили под довлеющим контролем власти, желавшей превратить собор в торжество обновленчества, именно с собором у всех истинных чад Православной Церкви были связаны самые большие надежды.

Владыка Митрофан хорошо понимал, что только на соборе Церковь может восстановить свое исконное каноническое возглавление. Только на соборе может быть восстановлено Патриаршество. Мысль о восстановлении патриаршества давно стала вдохновляющей мечтою для владыки. Как только появились первые известия о предстоящем соборе, святитель энергично стал готовиться к нему, собирая, кропотливо исследуя и соединяя воедино исторические и канонические свидетельства об институте Патриаршества, которые потом легли в основу его доклада собору о восстановлении Патриаршества на Руси.

По свидетельству письмоводителя консистории В.И.Кузнецова: - владыка Митрофан поручил ему «переписывать на пишущей машинке обширные исторические исследования о Патриаршестве, паломнические статьи в журналы и газеты, тезисы к докладу, справки, выписки из учебных трудов. Иногда поздно вечером я шел в архиерейские покои и нес ему то, что я успевал сделать за день. Я заставал владыку за письменным столом, буквально заваленным стопами книг и журналов. Владыка сидел, сосредоточенно думал, писал, а я и келейник стояли около стола - нас он не замечал».

Вместе со своим намерением добиваться на Поместном соборе восстановления патриаршества, епископ Митрофан, выражая горячее желание своей паствы, решил поставить на соборе вопрос о канонизации священномученика Иосифа митрополита Астраханского. Почитание святителя Иосифа убиенного сподвижниками Разина в 1671 году в Астраханской епархии, существовало уже давно. Многие случаи благодатной помощи по молитвам этого святого угодника стали происходить со дня его мученической кончины. Но собирание и запись этих сведений при могиле святителя Иосифа в Успенском соборе стало производиться со всей тщательностью только с конца 19 столетия. В 1911 году, благодаря ходатайству перед епархиальным начальством представителей светского общества во главе с астраханским губернатором ген.лейт. И.Н.Соколовским, был образован «Комитет по делу открытия и прославления честных останков митрополита Иосифа».

Астраханский губернатор

Соколовский И.Н.

В 1912 году кафедральный протоиерей о. Иоанн Саввинский выпустил брошюру под названием «Святитель Иосиф, митрополит Астраханский». В этой брошюре автор привел собранные и систематизированные комитетом сведения о том, кто и при каких обстоятельствах получил исцеление по молитвам святителя Иосифа. Опираясь на сведения, Епархиальное начальство вошло в Святейший Синод, обосновав ими ходатайство жителей г. Астрахани о причислении митрополита Иосифа к лику святых и об открытии честных останков святителя.

Рассмотрев все эти свидетельства, Святейший Синод ясно определили, что святитель Иосиф занимает достойнейшее место в сонме святых, в России просиявших, и что прославление его справедливо и неотложно. К сожалению, скорбные для России события, связанные с началом Первой Мировой войны, отодвинули время прославления священномученика Иосифа на неопределённый срок.

Прибыв на Астраханскую кафедру и услышав о дивном астраханском угоднике, епископ Митрофан сразу же загорелся стремлением добиться быстрейшего его прославления. В конце 1916 года владыкою было собрано особое совещание из представителей епархии и губернского и городского руководства, которое выразило общее для всех астраханцев пожелание просить разрешения приурочить прославление Митрополита Иосифа убиенного к 11 мая 1917 года, то есть ко дню его мученической кончины. В конце января 1917 года по благословению Св.Синода в Астрахани было произведено освидетельствование мощей святителя Иосифа, покоящегося в нижнем храме Успенского кафедрального собора. Освидетельствование выявило почти полное нетление мощей митрополита Иосифа убиенного, о чем епископ Митрофан тут же доложил в Св. Синод.

Гробница с мощами священномученика Иосифа

 во время освидетельствования в январе 1917 года.

Все шло к тому, что намеченный срок -11 мая 1917 года и должен был стать для Астрахани днем духовного торжества. Но разразившаяся в России февральская революция вновь отодвинула прославление на неопределенное будущее. Революционный обер-прокурор Св.Синода кн.Львов и слышать не хотел о причислении к лику святых митрополита Иосифа убиенного, которого до революции называли страдальцем за Царя и за веру. Были подвергнуты сомнению результаты работы «Комитета по открытию и прославлению честных останков митрополита Иосифа», особенно в деле сбора и проверки чудесных случаев исцелений по молитвам святителя. Комитет, созданный до революции, обвинялся в предвзятости своих действий, и чуть ли не в фальсификации собранных ими сведений.

Епископу Митрофану пришлось снова своими усилиями возрождать дело по прославлению святителя Иосифа, подтверждать подлинность всех собранных «Комитетом…» сведений. К этому делу он подключил и соборный притч, и чиновников консистории, и даже приглашенных со стороны лиц. Владыка всем давал поручения, и настойчиво требовал точного исполнения. А работы было много, нужно было вновь произвести архивные изыскания, отыскать, подобрать подлинные заявления, подтверждающие случаи чудесной помощи у мощей святителя. Каждое такое заявление владыка сам сличал с текстом брошюры протоиерея Иоанна Саввинского. Вызвались заявители и из разных уголков обширной губернии, среди которых производился опрос: принадлежит ли заявление самому заявителю, при каких обстоятельствах оно написано, в чем именно выразилось чудо исцеления, не оказывал ли кто давления на заявителя, в смысле уговора подписать заявление или прямой фальсификации фактов. Сам владыка неизменно принимал участие в таких опросах. Если заявители не являлись по вызовам, по благословению владыки его помощники сами ездили к ним. Когда подготовительная и проверочная работа была закончена, епископ Митрофан созвал комиссию и дал её членам различные поручения.

Одни из членов этой комиссии Н.Кочергин вспоминал: «Мне и моему брату Е.Кочергину владыка поручил составить житие св.Иосифа, тропарь и кондак, профессору А.А.Дмитриевскому - службу святителю, сам владыка взял на себя обязанность составить акафист, художнику Цветкову было поручено написать икону угоднику. Все мы работали с большим усердием и успешно выполнили поручение епископа. Владыка составил доклад Св.Синоду, прочитал его нам, позволил предложить ему некоторые поправки и поблагодарил за работу."

29 июля (ст.ст.) 1917 года в день престольного праздника владыка совершал литургию в сослужении викария - епископа Царевского Иннокентия в церкви во имя святых апостолов Петра и Павла (ныне не существующей). После проповеди он говорил народу: «мы всё приготовили к Поместному Собору, что касается восстановления патриаршества в русской Церкви и прославления святителя Иосифа. Наконец, после многих трудов, нам удалось дело о прославлении дорогого нам всем мученика сдвинуть с мертвой точки. Веруем, что святитель Иосиф, украшенный мученическим венцом, займет в сонме святых достойное место. Слава Богу, за посланную мне и моим соработникам великую помощь в этом святом деле. Святителю отче Иосифе, моли Бога о нас!».

11 августа 1917 года епископ Митрофан вместе с другими выбранными делегатами, - протоиереем Н.Н. Летницким (ректор семинарии), И.И. Великановым (псаломщик), В.В. Новолетовым (преподаватель семинарии) и М.П.Романовым (врач), - выехал на поезде в Москву для участия в работе Поместного собора. Эта совместная поездка способствовала тесному их объединению, и создала из депутатов - астраханцев сплоченную семью, все члены которой готовы были на соборе работать единодушно и поддерживать друг друга. Несомненно, что Господь подобрал хороших помощников для владыки, готовых поддерживать его во всех его начинаниях. Протоиерей Николай Летницкий, одни из старейших священнослужителей епархии , ректор семинарии, один из столпов, как про него более точно можно было сказать.

 Икона священномученика Иосифа,

написанная ко дню прославления.

Протоиерей Николай Летницкий.

 Михаил Петрович Романов был известным в Астрахани врачом. Когда-то он страдал от тяжелой и считавшейся неизлечимой болезни и по молитвам святителя Иосифа был исцелен от неё. Это чудо, по словам самого Михаила Петровича, привело его к глубокой вере.

Иван Иванович Великанов, псаломщик Владимирского собора с. Красный Яр, казалось, из всех делегатов был лицом менее всего значительным и ничем не отличавшемся кроме своего удивительного голоса, но, по словам самого Великанова, владыка к его избранию отнесся очень благосклонно: «Нужно было мне представиться владыке по поводу избрания меня членом Поместного собора. Иду к нему и дрожу: как владыка примет меня, какой-то он строгий. Но как мне было приятно разочароваться в моем ложном убеждении. Владыка ласково меня встретил, усадил в кресло и, благословляя, обнял меня, а затем несколько раз повторил: «Хорош, хорош избранник!»» Действительно, слова владыки стали в своем роде пророческими. Никому не известный псаломщик из с. Красный Яр, но, несомненно, наделенный даром Божиим, стал вскоре известен всему миру - после начала оголтелой антицерковной кампании в России в 20-х годах, И.И. Великанову пришлось уехать за рубеж, и там он выступал в самых известных оперных театрах.

 За несколько дней до отъезда на Собор, И.И. Великанову опять пришлось побывать у владыки. Теперь он уже шел к нему смело. «Владыка беседовал со мною, - вспоминал он позже, - и с другим членом собора - доктором Романовым о предстоящих наших обязанностях на Соборе, осведомился, как нас обеспечили на дорогу деньгами, сколько именно дали каждому, есть ли у нас в Москве знакомые, берем ли мы галоши и зонты на случай дождя - одним словом выспросил у нас все до мелочей, и сам проводил нас до дверей, ласково прощаясь с нами».

Эта постоянная и искренняя забота владыки о своих чадах вызывала у всякого, кто хотя немного пообщался с ним, ответное расположение. Действительно владыка, несмотря на свою кажущуюся строгость, был очень добрым человеком. Эта внешняя строгость, зачастую пугавшая мало знавших его людей, была, скорее всего, некоей сосредоточенностью с его огромной волей и требовательностью к себе и людям.

Вот что рассказывал о епископе Митрофане соборный ключарь отец Дмитрий Стефановский: «Я сначала боялся его, уж очень строгим он мне казался, а потом, узнав его ближе, убедился, что владыка ласков и добр. Бывая часто по долгу службы в архиерейском доме, я все ближе знакомился с личной жизнью владыки, и все больше убеждался в том, что владыка прост и гостеприимен. Узнал и ещё одну его черту: он много молился, каждый день был за литургией в Крестовой церкви. Он очень рано вставал и до литургии успевал заняться делами».

Другие, близко знавшие владыку люди, также отмечали его простоту, нетребовательность и заботу о ближних. Иподьякон Иоанн Пупов, или как его все звали, - Ванюша, вспоминал, как часто владыка посылал его с деньгами в бедные семьи.

14 августа, около 12 часов дня, астраханская делегация прибыла в Москву. По воспоминаниям Летницкого, - «Когда поезд приближался к городу, с именем которого «так много для сердца русского сплелось». Сердца всех посланников Астраханской Церкви были исполнены страхом перед выпавшей на их долю великой честью - быть участниками Всероссийского собора, и они, с трепетом, горячо молили Господа, чтобы Он укрепил их недостоинство». В Москве епископу Митрофану для пребывания был назначен Сретенский монастырь, и эта древняя обитель стала его резиденцией на все время проведения Поместного Собора.

Сретенский монастырь г. Москвы

(начало 20-го века).

 История этого монастыря началась в 1395 году, когда во время нашествия Тамерлана в Москву из Владимира была принесена чудотворная Владимирская икона Божией Матери.

Образ был встречен на Кучковом поле. Вскоре после этого Тамерлан, устрашенный видением, оставил Москву. В ознаменование этого чудесного избавления столицы и России от полчищ страшного завоевателя, великий князь Василий Дмитриевич построил на месте встречи образа каменную церковь в честь Владимирской иконы Божией Матери, и при ней обитель, названную Сретенским монастырем.

Неслучайно, что и сама Астраханская епархия имела своей главной святыней образ Владимирской иконы Божией Матери (с житийными вставками, окаймляющими икону, изображающими сретение (встречу) её в Москве в 1395 году).

 Успенский собор Московского кремля.

 С этим образом Господь связал службу и самого владыки Митрофана - святитель был расстрелян в тот день, когда празднуется икона Владимирской Божией Матери.

В день прибытия владыки в Москву, в 6 часов вечера, в Успенском Кремлевском соборе началось торжественное всенощное бдение, предварявшее, как и само празднество Успения Божией Матери, так и торжество открытия Поместного Собора, намеченное на этот праздник.

Здесь, в кремле, служили: митрополит Киевский Владимир и митрополит Московский Тихон, а остальные архиереи, приехавшие на собор, служили в других московских храмах или монастырях. Епископ Митрофан служил в Сретенской обители. Здесь же утром следующего дня владыка отслужил литургию, после окончания которой с крестным ходом отправился к Успенскому собору. Вокруг собора уже собрались несметные толпы народу, окруженные лесом хоругвей. Ко входу в собор было не пробиться. Архиереев, прибывавших с крестными ходами, провожали через алтарь. В храме все они занимали места на особом возвышении. Ожидание переполняло присутствующих. Наконец, митрополитом Киевским Владимиром с амвона было объявлено открытие Поместного собора, после чего стены древнего храма огласились мощным хором собравшихся, истово прочитавших исповедание веры.

Священномученик Владимир (Богоявленский)

Митрополит Киевский.

После этого все объединились в один величественный крестный ход, который с церковными песнопениями, при несмолкаемом колокольном звоне кремлевских соборов и всех московских церквей, направился в Чудов монастырь на поклонение мощам святителя Алексия, а из Чудова монастыря через Спасские ворота, - на Красную площадь, - здесь совершалось всенародное молебствие.

Яркое солнце как будто разделяло великую радость Церкви. Оно своими ясными теплыми лучами освещало длинные бесконечные ризы архипастырей (56 человек), шествующих в золотых облачениях с посохами, пастырей и членов собора, попарно следующих вместе с духовенством. Архипастыри взошли на Лобное место, где и совершено было особо составленное на этот случай молебное пение. Мощно, по всей Красной площади, раскатилось многолетие, пропетое протодьяконом Розовым перед всеми участникам собора, и подхваченное дружным хором народным. Как ликовали сердца всех собравшихся здесь, объединенных и собранных всемогущей десницей Божией для великого и благословенного дела! Здесь были все слои общества: и духовенство, и государственная и ученая элита, и простые солдаты и крестьяне. На церковные торжества вышла все преданная Церкви Москва, да и вся Россия благоговейно молилась, чтобы Господь укрепил святую Церковь и утешил страдающую Родину.

Огромная Красная площадь представляла из себя море человеческих голов. Человек здесь казался песчинкой. Такой песчинкой, среди всех собравшихся здесь, был, по сути дела, и владыка Митрофан, но дело, которое ему удалось совершить на предстоящем соборе, было просто титаническим, и сейчас, в это мгновение начала всех соборных дел, казалось просто непосильным для любого смертного. Но что было непосильно для человека, было посильно Богу, и на Него, на его Всесильную помощь, уповал святитель Митрофан.

На другой день, 16 августа, состоялось первое заседание собора в Храме Христа Спасителя. Величественный храм в этот день представлял редкое зрелище. На всем протяжении от архиерейского амвона до солеи были поставлены скамьи, покрытые красным сукном, для епископов, и по сторонам от них, - стулья для прочих членов Поместного собора. Когда по окончании литургии все епископы - около 60 человек, вышли в мантиях из алтаря, митрополит Владимир открыл заседание краткою речью. Собор пропел стихиру «Днесь благодать Святаго Духа нас собра», после чего последовали приветствия от разных учреждений, начиная от приветствия Св.Синода и Временного Правительства, и кончая приветствиями от отдельных приходских общин, занявшее все настоящее заседание собора.

Храм Христа Спасителя в Москве (начало 20-го столетия).

С 17 августа начались заседания, посвященные избранию президиума, членов отделов и их председателей. Эти заседания происходили уже в здании Епархиального дома (в Лиговском переулке, д.6), который отдали в распоряжение собора.

Сама процедура выборов, затянувшаяся до конца августа, была внешне обыденной и довольно скучной, но зато в кулуарах собора жизнь била ключом. Здесь образовывались разнообразные группировки, каждый высказывал наболевшее, пытался найти союзников. Владыка Митрофан - убежденный сторонник восстановления патриаршества в Русской Церкви, горячо защищал эту идею и находил много своих сторонников - особенно среди депутатов из крестьян.

Постепенно стало выясняться, что опасения многих, в том числе и епископа Митрофана, что на соборе окажется немало депутатов неверующих, не любящих Церкви или социалистов, не оправдались. Нельзя сказать, что таких людей вообще не было на соборе, но их были считанные единицы. Наоборот, господствующее течение на соборе было более консервативное, которое неодобрительно смотрело на витавшие в то время в обществе идеи перевода богослужебных книг на русский язык или на пересмотр законоположений о постах. Но споры, обсуждения и прения среди участников собора были очень горячими. Казалось, что вот-вот собор разобьется на партии и течения, и, снедаемый внутренним несогласием, будет бессилен в духе единения и любви совершать свое великое дело.

Некоторым, особенно из епископата, опасность эта казалась настолько великой и действительной, что они с соборной кафедры призывали к единодушию, и убеждали беречь собор. В отличие от всех остальных, епископат держался очень сплоченно, часто собираясь отдельно и вырабатывая решения, которые потом почти единодушно поддерживались на соборных заседаниях. Это во многом и придавало собору вид большей организованности и целесообразности.

Владыка Митрофан по сути являлся выразителем мнения всей иерархии, но для достижения цели ему приходилось биться со своими противниками один на один, находясь на самом переднем крае, подвергаясь ожесточенным нападкам. Но эту роль владыка принял добровольно, пожалуй, и не мог не принять. Он не сомневался, пока сомневались другие. Владыка был избран членом чуть ли не всех отделов. К нему обращались за справками, он выступал с речами, предложениями и проектами решений. Будучи подвижным, он успевал везде.

«Нам приходилось удивляться, как этот человек может столько и с таким знанием дела работать! Он мог сутками не спать и все работать и работать», - вспоминал доктор Романов.

Несомненно, по особому доверию со стороны участников собора, владыка был избран председателем самого важного отдела - «Высшего церковного управления». Нельзя не усмотреть здесь особого промысла Божия. Владыка, долгое время работавший над проектом восстановления Патриаршества, почитавший для себя это наиважнейшим делом своей жизни, управляется Самим Господом для претворения этого богоугодного дела в жизнь.

Ещё до начала обсуждения вопроса о формах высшего церковного управления, владыка Митрофан в своей речи на одном из пленарных заседаний говорил: «необходимо здесь сказать и о наиболее волнующем нас вопросе - о восстановлении патриаршества. Я подчеркиваю мысль - о восстановлении патриаршества, ибо это явление на Руси не новое; оно было насильственно прекращено, но осталось в сознании народа, и всегда в важнейшие моменты жизни Русской Церкви снова оживлялось. Припомните недавнее прошлое, когда мысль о патриаршестве приветствовалась не только обществом, но и печатью. Теперь уже наоборот эту мысль хотят замолчать, но народ в своей толще думает иначе. Мы знаем, что, отправляя депутатов на Церковный собор, многие епархиальные съезды дали им наказ поднять вопрос о патриаршестве и добиваться его восстановления. Такой наказ дали и нам, представителям Астраханской Церкви.

Откуда же зародилась эта мысль о патриаршестве. Она возникла сама собою из событий, пережитых и ещё переживаемых. Надо правду сказать, что Синодальная форма управления не понравилась вообще русскому народу. Синод при своем коллегиальном устройстве явился чем-то безличным и мало говорящим сердцу народа. Это-то безличие в особенности сказалось в последнее время переустройства всей, в том числе и церковной, жизни. Бурные события совсем обезличили Синод. Голоса его почти не было слышно, воззвания его были бездушны и никого не трогали. Внутри Церкви безбоязненно бушевали разрушительные силы, колебались основы церковного управления, из епархий шли вопли о помощи и руководстве, а Синод или молчал, или сам шел за событиями, и в значительной степени своими поспешными и противоречивыми указаниями способствовал разрухе. Удастся ли церковному собору остановить разруху и ввести в русло разбушевавшиеся стихии?… Нет, вера в сухой, безжизненный и безличный коллектив, где один указывает на другого, и один прикрывается другим, и все остаются безответственными, пала окончательно. Народ верующий жаждет видеть во главе Церкви живую личность, с которой бы он мог вступить в жизненные церковныя отношения. Имя патриарха само собой рождается и влечет к себе сознание народа. Он соберет вокруг себя живые церковные силы и поведет их по пути спасения. Его голос найдет отклик в сердце народном. А как нам нужен этот голос, этот призыв к покаянию, исправлению и обновлению»!

Заседание Поместного собора (третий слева епископ Митрофан (Краснопольский)).

«Целых семь заседаний, - по словам самого епископа Митрофана, - в течение месяца отдел Высшего Церковного управления обсуждал вопрос о церковном устройстве и в связи с этим о патриаршестве. И о чем бы мы ни говорили, - вспоминал владыка, - наша мысль неизменно возвращалась к этому вопросу».

11 октября на пленарном заседании епископ Астраханский Митрофан выступил с докладом, в котором обосновывалась необходимость восстановления сана Патриарха. Владыка заявил, что пока не будет разрешен этот вопрос, работа отдела Высшего Церковного управления будет немыслима. Обосновывая это суждение, владыка напомнил в своем докладе, что патриаршество известно на Руси с самого принятия христианства, ибо в первые столетия своей истории Русская Церковь была в юрисдикции Константинопольской Патриархии. При митрополите Ионе Русская церковь стала автокефальна, но принцип первоиерархии власти в ней остался непоколебим. Когда Церковь Русская выросла и окрепла, появился и первый Патриарх Московский и всея Руси.

«Учреждением патриаршества, - говорил владыка, - достигалась и полнота церковного устройства, и полнота государственного управления. Упразднение патриаршества Петром I явилось антиканоническим деянием, Русская церковь стала безглавна, акефальна. Синод оказался учреждением, чуждым России, лишенным твердой почвы у нас. Мысль о патриаршестве продолжала теплиться в сознании русских людей, как золотая мечта».

Епископ Митрофан напомнил, что 34-м апостольским правилом и 9 -м правилом Антиохийского собора определено, чтобы в каждом народе был первый епископ, без «рассуждения» которого другие епископы ничего не могут творить, как и он без одобрения всех.

«Нам нужен Патриарх как духовный вождь и руководитель, который вдохновлял бы сердце русского народа, призывал бы к исправлению жизни и к подвигу и сам первый шел бы впереди».

Этими вдохновенными словами и закончил владыка свою пламенную речь, которая просто потрясла всех. и повернула размеренное течение собора в совсем другую сторону.

Мысль о восстановлении Патриаршества была подхвачена большинством участников собора, хотя у неё были и противники.

32 члена отдела Высшего церковного управления остались при особом мнении, считая, что вопрос о восстановлении Патриаршества преждевременно выносить на пленарное заседание. Но собор решительным большинством голосов постановил немедленно приступить к обсуждению предложенного епископом Митрофаном доклада. Для выступлений записалось 95 человек. Противники патриаршества, вначале многочисленные и напористые, под конец обсуждения остались в меньшинстве. Целых двадцать шесть дней шли ожесточенные дебаты. Титлинов, Рубцов, Кузнецов, Каменский и ряд других участников собора яростно нападали на идею патриаршества, и, конечно, на докладчика - епископа Митрофана. Владыке нужно было отбиваться от этих враждебных сил. Он выступал против каждого из них.

«Посмотрели бы вы на него в эти дни боевых схваток, - говорил И.И. Великанов, - он почти не сходил с трибуны собора и бесконечно выступал в защиту Патриаршества».

Наконец, идея Патриаршества победила. 28 октября Собор вынес историческое решение: «восстанавливается Патриаршество, и управление церковное возглавляется Патриархом». Как радовался владыка Митрофан победе истинно-православных сил на Соборе! «Он расцеловал каждого из нас», - вспоминал И.И.Великанов.

Но всеобщая радость, объявшая членов Собора по поводу принятия решения о восстановлении Патриаршества, омрачилась прокатившимися по России новыми революционными выступлениями.

25 октября в Петербурге было свергнуто Временное правительство, а 28 октября революционные действия начались и в Москве. Надвигавшаяся катастрофа ощущалась задолго до этих событий. Бессилие власти и анархия, царившие в стране, вели общество к гибели. Армия была дезорганизована, терпела на фронте одно поражение за другим. Враг все ближе подбирался к стенам Петрограда и Киева. Дезертиры с фронта и просто банды грабителей разрушали монастыри и храмы, издевались над священнослужителями и осквернялись святыни. Были уже и жертвы среди духовенства, в том числе и в Астраханской епархии. 13 августа на хуторе Букатине были зверски зарезаны священник Григорий Гвоздев и его жена.

Владыка Митрофан, как и другие участники собора, понимали, к чему может привести такая вакханалия. Собор Российской Церкви обратился к народу с воззванием: «Опомнитесь, православные христиане!…Гнев Божий уже открылся над страной нашей, меч его занесен над народом нашим: война, разорение и голод угнетают жителей городов и сел. Поспешите принести покаяние в наших грехах, в нашем нерадении, развращении, и в тех позорных грабежах, которыми осквернена священная земля Русская в настоящем году». К сожалению, страна не услышала этих горьких слов и не вняла призыву Православной церкви.

С конца октября 1917 года в России начал разыгрываться новый акт революционной драмы. Если в Петрограде большевикам удалось захватить власть без больших трудностей, то в Москве все было иначе. С 28 октября Москва была объята гражданской войной. Жаркая стрельба, трескотня пулеметов, канонада из пушек, и как завершение, - штурм Кремля, где засели защитники Временного правительства: юнкера Александровского военного училища и добровольцы из населения. Страшными были эти дни кровопролития. Сражения на улицах продолжались несколько дней.

Никольская башня Московского кремля

 пострадавшая от обстрела большевиков.

 На все это собор отреагировал незамедлительно. Ораторы, в том числе и епископ Митрофан, требовали немедленно вмешаться в события и попытаться остановить кровопролитие. А тем временем канонада все усиливалась. Большевики яростно штурмовали Кремль. На вечернем заседании собора решено было послать делегацию из епископов, священников и мирян в революционный штаб. Избранная делегация двинулась церковной процессией: епископы в мантиях, иконы, зажжение светильников. Все это напоминало крестный ход. Оставшиеся члены собора с трепетом ждали возвращения своих посланцев. Но большевики делегацию не приняли, впустили только одного митрополита Платона. В ответ на его мольбы - прекратить кровопролитие - комиссар закричал: «Поздно! Поздно! Скажите юнкерам, чтобы они сдавались». Делегация направилась в Кремль для переговоров с юнкерами, но революционные посты её не пропустили. Таким образом, попытка собора вмешаться в междоусобную брань оказалась безуспешной.

Понимая и сознавая, что в эти страшные дни необходимо духовное единение всех верных чад Церкви вокруг духовного вождя , - каким мог и должен был стать Патриарх, - Собор решил незамедлительно приступить к его избранию. В эти ужасные, кровавые дни в соборе произошла большая перемена. Мелкие человеческие страсти стихли, враждебные пререкания смолкли, отчужденность сгладилась. Собор, поначалу напоминавший парламент, начал преображаться в подлинный церковный собор - в органическое церковное целое, объединенное одним целеустремлением - ко благу церкви. Дух Божий повеял над собранием, всех утешая, всех примиряя. Наконец, 5 ноября 1917 года свершилось то, что два столетия с затаенной надеждой ждали многие православные - волей Божией был избран Патриарх. Перед самым избранием, после запричастного стиха на литургии, владыка Митрофан в своем слове выразил общую мысль о чаянии народом русским Патриарха, особенно в настоящее грозное время:

- О, как нужен нам голос пастырского дерзновения, сильный призыв к миру, братству и прекращению междоусобия. Никогда, даже в самые страшные моменты своего существования, Русь не переживала таких ужасов, какие переживаем мы. Нельзя словами изобразить всего горя, страдания и позора нашей Родины. Рана открытая, живая, болезненно сочиться, когда к ней прикасаются… Раны нашего сердца открыты, и не будем трогать их воспоминаниями, от которых кровь стынет и все наше существо содрогается. Одно мы чувствуем и сознаем, что жить так дальше нельзя, и жизнь действительно у нас замирает. Что спасало Россию? Спасала Троицкая Лавра с её молитвами и благословением, спасли грамоты патриарха Гермогена, которые воспламенили сердца Россиян. Не отсюда ли родилась и в наши дни мысль о Патриархе, как испытанном средстве духовного оживления русского народа? Мысль о Патриархе, никогда не умиравшая у верующих, сама собою ожила под влиянием переживаемых событий, быстро окрепла в сознании народа, стала господствующей, и силой внутренней, присущей ей исторической правды, сразу покорила сердца верующих людей, со всей России собравшихся в Церковный собор. Участники собора с изумлением наблюдали, как прямо чудодейственно вырастала мысль о Патриархе, и скоро воплотила в себе лучшие чаяния лучших людей. И вот мы ныне присутствуем на самом торжестве чина избрания Всероссийского Патриарха».

 Речь владыки была, как всегда, пламенной, как одухотворенный огнь горящей свечи, и этот пламень, возгораясь все ярче и ярче, пытался разжечь сердца всех русских людей, подвигнуть их к пламенной молитве ко Господу Сил о даровании духовного защитника и молитвенника:

 - Молись усердно в сей час, вся Русь Православная, и молитвой испроси себе у Господа избранника, который поведет нас по пути спасения, обвеянный общенародной молитвой, приидет он, говоря библейским языком, яко дождь на руно. и яко капля, каплющая на землю, напоив своим живоносным словом жаждущия сердца, затеплит в них огонь святый, и поведет всех к подвигу служения и стояния за Святорусскую землю.

Молитвенный вопль владыки, который вдруг действительно непостижимым образом обретал формы всеобщей молитвы русского народа, летел все дальше, взывая о помощи к богомудрым святителям града Москвы, и от них - к Самой Заступнице Усердной, Пресвятой Владычице, Хранительнице и Утешительнице земли Русской:

- К вам, великие святители и молитвенники земли русской, святые Петре, Алексие, Ионо, Филиппе и Гермогене, обращаем свой молитвенный вопль: приидите к нам, и подкрепите своим дерзновенным ходатайством нашу пламенную молитву, дабы дал нам Господь мужа, который, преемствуя Вам в служении, явился бы среди нас, и живым примером того самоотвержения и любви, какими пламенели Ваши сердца в дни земного вашего служения Русской Церкви.

Царица Небесная, наша Предстательница и Заступница! Не остави нас в сей час великого всенародного моления, и Сама укажи жребий служения тому, которого со слезами испрашивает у Господа русский народ. Призри на моление рабов Твоих, всенепорочная Владычица… все упование наше возлагаем на Тя, Мати Божия, сохрани нас под кровом Твоим!

И действительно, Святые угодники и Пресвятая Владычица Богородица вняли этой пламенной молитве епископа Митрофана , в которой выразилось чаяние всех членов Поместного Собора и чаяние всех истинно православно верующих русских людей о даровании Русской Церкви «мужа крепкого, святого, сильного духом и мудростью». Матерь Божия и святители Московские умолили Господа, и тот не посрамил данного упования. Жребий на патриаршество пал на митрополита Московского Тихона, который был поистине достойнейшим из достойных, и который смог в тяжелейшее для Церкви время сохранить управление церковным кораблем и уберечь его от гибели.

Чудов монастырь после обстрела большевиков.

Интронизация Патриарха была назначена на 21 ноября, когда Церковью праздновалось Введение в храм Пресвятой Богородицы, и торжество это должно было состояться в Успенском соборе.

После затяжных боев, большевикам удалось выбить юнкеров из Кремля, и сделать из него свой бастион. Пускать в Кремль участников Собора они не соглашались. Наконец, после долгих переговоров, разрешение было получено, но с условием, что вход в Кремль будет по билетам со штемпелями большевицких властей. Участники собора с горечью смотрели на следы разрушений в Кремле, связанные с большевистским обстрелом. Дыры на куполе Успенского собора, пробоины в стенах Чудова монастыря.

Святейший патриарх Тихон

Пули изрешетили стены собора Двенадцати Апостолов. Снаряды повредили соборы Благовещенский и Архангельский. Для владыки Митрофана все увиденное и воспринимавшееся им как внутренняя глубокая скорбь о поругании Церкви и её святынь, вскоре снова придется пережить воочию при зареве пылающей Астрахани.

Литургию в Успенском соборе служили три-четыре старейших архиерея. Остальные, в том числе и епископ Митрофан, стояли на амвоне.

Внутренний вид Успенского собора.

 Торжественное облачение патриарха и «Аксиос»-достоин новому патриарху. Замечательнейшее мгновение. Сердце владыки Митрофана трепетало. Как долго он ждал, лелеял в себе эту мечту. Как бессонными ночами он молил Господа, чтобы он не оставил бесплодными его труды. Господь не отвернулся от его молитв, как не отвернулся Он и от России, захлебывающейся от крови своих сынов, безжалостно убивавших друг друга. Господь послал, наконец, заступника и молитвенника, который принял на себя не только возглавление Церковное, но и воодушевил и повел за собой на крестное мученичество, ради спасения Родины, многих страдальцев за веру. Это торжество и стало настоящим венцом Собора. Собор и после этого продолжал свою работу, совершив ещё множество благих и нужных для Церкви дел, но самое главное свое предназначение - дать Церкви истинного её возглавителя - Патриарха, он уже выполнил.

В начале декабря 1917 года первая сессия собора закончила свою работу, и его участники разъехались на Рождественские каникулы. 8 декабря в Астрахань вернулся с собора и владыка Митрофан. С этого дня начались непрерывные архиерейские служения астраханского архипастыря и его постоянная и сердечная проповедь. Ни одно богослужение не обходилось без назидательной и глубоко сердечной его проповеди. Народ, привыкший всегда слушать от владыки слово назидания, постоянно, во дни его отъезда из Астрахани, вспоминал об его архиерейском служении. Теперь же, после приезда епископа Митрофана, астраханцы ещё в большем количестве стали посещать собор и те храмы, где архипастырь совершал богослужение, надеясь из его уст, за каждой службой слышать назидание, столь необходимое в настоящее тревожное время.

Владыка при первой возможности совершал заупокойные богослужения у гробницы митрополита Иосифа, решение о канонизации которого должно было быть принятым на ближайшей сессии собора, и постоянно возогревал в пасомых любовь и благоговение к его памяти. Радостно было встречено Рождество Христово в Успенском соборе. За богослужением владыка говорил о мире, принесенным на землю божественным Спасителем, что мира оттого нет на земле и для достижения его необходимо всем объединяться умом и сердцем около матери нашей - святой Православной Церкви. Мир действительно покидал скорбную Русскую землю, и радость Рождества вскоре сменилась на кровавую междуусобицу.

Смутные слухи о возможности столкновения между захватившими власть большевиками и казаками, носились по городу ещё перед святками, но мало кто доверял этим слухам. Но в ночь на 12 января казаки выступили, и большую часть города охватили ожесточенные бои, продолжавшиеся до 23 числа. Наиболее ожесточенные схватки происходили в центральной части города, особенно возле Кремля, который большевики превратили в свой бастион.

Богослужения в Успенском соборе были запрещены по военно-политическим соображениям. В других храмах оказавшихся в зоне военных действий совершать богослужения тоже не было возможности.

Некоторые церкви только милостью Божией спаслись от гибели. Гостинно-Николаевской церкви большевики грозили взрывом или сожжением за то, что якобы с колокольни её стреляли из пулемета, что оказалось совершенным вымыслом. Такой же нелепый слух был пущен относительно Знаменской церкви, и ей грозила такая же опасность. Кроме того, церковь Знамение благополучно избежала и другой - не меньшей опасности от пожаров, бушевавших в центре города. Большевики, во избежание усиления позиций казаков, наняли уголовников поджечь близлежащие к кремлю здания. Огонь быстро распространился вокруг Знаменской церкви, со всех сторон все сгорело, а она все время представляла в буквальном смысле чудесный остов среди бушующего моря огня. Ещё более явно милость Божия проявилась в отношении Входо-Иерусалимской церкви. Все постройки, окружающие её сгорели дотла. Погорело все, что было в церковном дворе, начала гореть и сама церковь, но сгорели наружные рамы… и пожар сам собою прекратился. Внутренние рамы оказались совершенно нетронуты огнем.

Входо-Иерусалимская Церковь после январских событий 1918 года.

Много потерпело от боевых действий и духовенство. Но особенно тяжелый крест выпал на долю владыки Митрофана, который все время жестокой бойни провел в самом центре обстрела, среди враждебно настроенной толпы революционных солдат, наполнивших крепость, где находился и архиерейский дом. Были моменты, когда владыке грозила серьезная опасность и не от выстрелов и снарядов, а от ненависти и озлобления распропагандированных большевиками, некогда христолюбивых воителей. Под тем предлогом, что из здания Консистории и покоев владыки стреляют, защитники крепости разнесли в пух и прах Консисторию и ворвались в квартиру епископа. Квартиру после надлежащей «обработки» ревизировали, а хозяина вместе с прочими обитателями архиерейского дома, все время продержали под домашним арестом. После прекращения боев, владыка был отпущен и выдворен из Кремля.

Он нашел временное пристанище в покоях епископа Леонтия, своего викария, жившего в келиях Ивановского монастыря. Но скорби для Церкви только начинались.

25 января 1918 года был опубликован декрет об отделении Церкви от государства, который большинством верующих был оценен, как начало неприкрытого, яростного гонения большевистских властей на Церковь. Вскоре после опубликования этого декрета в астраханской печати, весь город охватило религиозное движение в защиту Церкви от гонений. 11 февраля по всем церквам состоялись приходские собрания для обсуждения «Декрета». Собрания эти происходили при сильном духовном подъеме; были составлены заявления, собравшие массу подписей. На всех собраниях решено было отстаивать права Церкви до последней возможности, если бы даже пришлось пострадать за веру Христову. Духовным возглавителем этого движения протеста против действий властей был, несомненно, астраханский епископ Митрофан. С какой болью он смотрел, как терзают Астраханскую Церковь «новые властители от народа», как безжалостно они попирают все устои духовности.

 Вид Внутреннего архиерейского дворика после январских событий 1918 года.

Из разных уголков страны доходили скорбные известия о начавшемся гонении: в Киеве был убит митрополит Владимир (Богоявленский), в Петрограде - протоиерей Петр Скипетров, и это были не единственные жертвы. Разнузданная стихия вышла из-под контроля. Антирелигиозная агитация среди солдат привела к ужасающим последствиям. Чувствовалось, что люди дичают с каждым днем, теряя человеческий облик, а с ним и совесть и страх Божий. Это духовное одичание, охватившее самые широкие слои общества, особенно сказывалось на отношении к духовенству. Сколько священнослужителей стало жертвою безжалостных расправ грабителей. Но покушения на жизнь духовенства становились не только целью грабежа, но больше, - из-за проявляющейся, сильно подогреваемой ненависти к служителям Церкви. В одном селе священника в насмешку запрягли в сани и ездили. В другом, - прихожане вовсе прогнали священника, выбрали на его место дьякона и решили поставить его «гражданским порядком». Дьякон трижды с амвона клялся прихожанам в том, что он не будет брать много за требы и будет их слушаться, а прихожане, провозглашали «аксиос». После этого новый «поп» облачился и начал служить. Слыша об этих кощунствах, о попирании Церкви, владыка Митрофан сильно скорбел, но и набирал решимости для защиты церковных устоев. Здесь нужна была непоколебимая твердость, решимость, а этих качеств владыке было не занимать. Его и так упрекали за жесткость и бескомпромиссность, но без этих качеств невозможно было отстаивать интересы Церкви в это безжалостное и безвластное время.

12 февраля в здании Епархиального женского училища под председательством Преосвященного Митрофана состоялось общее собрание всех приходов. Собрание отмечалось сильным воодушевлением и желанием противостоять насилию. По предложению владыки, решено было в знак протеста против действий большевистских властей, и для испрошения милости Божий страждущей Родине, устроить 18 февраля в Астрахани крестный ход.

Местное большевистское руководство быстро поняло, какую опасность представляет для него владыка Митрофан. Его решимость противостоять насилию властей и защитить Церковь могла сильно помешать новым правителям в осуществлении их кощунственных планов. Таким образом, официально или неофициально, большевики решили устранить владыку, если возможно, - даже и физически. Но милость Божия хранила святителя. Зная о собрании в здании Епархиального женского училища, революционеры почему-то оплошали со временем. Через полчаса после его окончания в здании явились вооруженные солдаты, желая произвести разгром собрания и аресты видных его участников. Явившиеся не верили, что собрание уже разошлось, и усиленно искали спрятавшихся церковников даже в шкафах. Что подвело революционеров так и осталось загадкой. Через два дня, 14 февраля, они повторили свою попытку арестовать епископа Митрофана, но уже за богослужением в Покровской церкви. В храм революционеры явились с винтовками, и заявили, что они пришли арестовать архиерея, служившего в этот день здесь литургию. Возмущенные наглостью явившихся, богомольцы, - как один человек, встали на защиту своего архипастыря. Владыка, видя, что может произойти кровопролитие, с трудом сдерживал свою паству.

Местные власти были всерьез обеспокоены подготовкой к крестному ходу. Левая пресса развернула оголтелую компанию против Церкви, свалив в кучу все, что приходилось авторам слышать на улицах и базарах по религиозным вопросам. Стремление не допустить крестный ход, завело журналистов в дебри диких домыслов - они обвиняли инициаторов в погромных намерениях и заявляли, что крестный ход закончится избиением евреев. Несмотря на это сопротивление, благое намерение не оставляло верующих астраханцев, и местный совет рабочих, крестьянских и ловецких депутатов все же дал разрешение на проведение крестного хода.

Удивительное это было событие. Такого величественного крестного хода давно не бывало в Астрахани. В нем приняло участие не менее половины населения города. Многие ещё не явились, боясь каких-либо эксцессов, которыми запугивали, но, «Господу споспешествующу», крестный ход совершился благополучно и в полном порядке.

Епископ Митрофан (Краснопольской)

(из книги А.И. Кузнецова «Архиереи Астраханской епархии»).

Накануне крестного хода во всех церквах города были совершены торжественные всенощные бдения. Воодушевленная праздничная служба с литией, благословением хлебов и величанием уже с вечера вызвала в верующих духовный подъем, который в день крестного хода значительно усилился и собрал множество народа. Литургию владыка Митрофан совершал вместе со своим викарием - епископом Леонтием в церкви Рождества Богородицы (Успенский собор насильственным действием местных властей был в то время закрыт для верующих).

Архиерейское богослужение отличалось особым благолепием и торжественностью. Духовное воодушевление служащих, как электрический ток невольно передавалось молящимся, и уносило их далеко от окружающего тревожного мира.

Около 11 часов дня во всех церквах раздался торжественный «красный» трезвон колоколов. К сборному пункту на площадь около церкви Рождества Богородицы из всех церквей вышли отдельные церковные процессии. Впереди несли хоругви. За ними верующие, меняясь по очереди, несли иконы. За иконами шло приходское духовенство, а за духовенством - толпы народа. Когда в полукружии около церкви Рождества Богородицы собрались все приходские крестные ходы с епископами Митрофаном и Леонтием во главе, то все эти отдельные крестные ходы соединились в один общий, и направились по Московской улице к Гостино-Николаевской церкви.

Маршрут этот был выбран не случайно: крестный ход должен был пройти по местам, где шли наиболее ожесточенные бои во время недавних январских событий. При повороте к церкви святителя Николая, возле губернского садика, была отслужена лития на братской могиле. Здесь были погребены многие жертвы январских боев, как со стороны красных, так и со стороны белых. Владыка Митрофан молился на могиле тех, кто ещё недавно были врагами, а теперь общая могила объединила их. Владыка молил Господа, чтобы Он разрушил вражду, посеянную в сердцах людей диаволом, и соединил их в братской любви друг к другу.

От братской могилы крестный ход двинулся дальше к храму святителя Николая, далее к Единоверческой церкви, от нее к храму святых апостолов Петра и Павла, а оттуда - к церкви Знамения. Около всех храмов были остановки с молебным пением. Узкие астраханские улицы были буквально запружены народом. Шествие растянулось на несколько кварталов. Впереди двигалась конная охрана из солдат местного гарнизона, а за ней стройными рядами шли верующие с крестами, хоругвями, иконами. Несли чтимую Владимирскую икону Божией Матери из Успенского собора, а также чтимые иконы из Покрово-Болдинского монастыря и храма Рождества Богородицы. Иконы несли почти исключительно одни женщины, сплошною стеною окружавшие приходские святыни и с терпением ожидавшие своей очереди. Многие из них плакали от умиления. Тут же шли монахини Благовещенского монастыря и почти все пели. За хоругвями, крестами и иконами шло духовенство в блестящих ризах во главе с архиереями - Митрофаном и Леонтием.

Окруженное сплошным кольцом из богомольцев, духовенство почти все пело, поддерживаемое мирянами. Пели ирмосы - « Отверзу уста моя», «Пресвятая Богородица спаси нас!», «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе», «Не имамы иныя помощи», и многие другие песнопения.

За духовенством, шедшим парами, шли толпы народа. За народом снова конная охрана. Для поддержания порядка богомольцы составили цепь. В цепи, главным образом, участвовали женщины и дети. Процессия двигалась медленно, чинно. По пути масса народа разместились, где только могли: на пригорках, на балконах и на заборах. В шапках почти никого не было, даже местные татары и пленные австрийцы стояли без шапок.

Когда крестный ход вернулся к церкви Рождества Богородицы, на примыкающую к ней площадь, - начался молебен. Площадь была полна. Служил владыка Митрофан, и голос его звучал столь громко и отчетливо, что слышно было каждое слово. Народ затих, вслушиваясь в слова молитв. По окончании молебна, владыка, осеняя всех крестом и окропляя святой водой, с воодушевлением запел «Да воскреснет Бог…». Все духовенство и толпа подхватили - духовная радость, заключенная в словах этой победной песни мгновенно разлилась по всей площади, охватывая всех, даже случайно оказавшихся здесь, будя самые черствые сердца. Со словами этого духовного гимна, Сам Христос, Которого уже целый год мучал и распинал русский народ, над Которым он издевался, так как издевались и самые мучители Господа, воскресал в сердцах верующих в Него. И эти радостные переливы пасхальных песнопений, и эти открытые сердца, и эти слезы умиления, и это отсутствие «фарисеев и саддукеев», и светлый перезвон колоколов - разве это не был тот «трус велий бывший и камень отвален и гроб празднен», которыми сопровождалось Воскресение. Это было торжество веры, торжество Православия, которого так боялись «творцы новых идей» и которое принесло свой добрый плод. Богоборцы на время приутихли. Увидев, что народ во многом ещё не на их стороне, они затаились, но только на время.

7 марта в контору бывшей губернской типографии, где печатались «Астраханские Епархиальные ведомости», явились трое неизвестных, вооруженных винтовками, и предъявили ордер комиссара печати на конфискацию только что отпечатанного 2-3 номера. В этом номере были напечатаны материалы о гонениях на Православную церковь, о бесчинствах большевиков, о январских боях и состоявшемся 18 февраля крестном ходе. Не имея возможности противостоять открытым выступлениям верующих астраханцев, выражавших свои протесты против действий новых властей, эти власти решили лишить Церковь её печатного голоса. Вооруженные люди, пригрозив оружием, сложили 400 экземпляров «Епархиальных Ведомостей» на извозчика и увезли в неизвестном направлении. Все последующие протесты епархиальных властей остались безрезультатны - конфискованный номер не вернули, хотя печатание последующих номеров этого издания пока не запретили.

Правда, не одни скорби составляли в то время жизнь Астраханской церкви. Владыка Митрофан собирался на вторую сессию Поместного собора, где должен был решаться вопрос о канонизации священномученика Иосифа. Выступая на общем собрании приходских советов г. Астрахани 12 марта, владыка просил присутствовавших делегатов высказаться по поводу даты намеченного прославления, и по вопросу открытия мощей святителя: признают ли они раньше назначенный срок торжественного открытия мощей 11 мая 1918 года, имеющим силу, и считают ли его, ввиду тревожных обстоятельств времени, подлежащим замене другим, более подходящим временем. Почти все собравшиеся единодушно поддержали предложенное решение, что необходимо добиваться открытия мощей 11 мая, а будет ли фактически совершено в этот день открытие, покажет будущее. С этим наказом святитель и отправился в Москву. Здесь с большим чувством и благоговением сделал владыка Митрофан доклад собору о необходимости канонизации святителя Иосифа. 5/18 апреля 1918 года Поместный собор Русской Православной Церкви принял постановление о прославлении святителя Иосифа Астраханского.

Указ Святейшего Патриарха Тихона и Св.Синода

 о причислении Священномученика Иосифа к лику святых.

 Это была очередная духовная победа святителя Митрофана. Как только узнав об этом решении, владыка отслужил молебен перед привезенной им из Астрахани иконой новопрославленного святителя, не дожидаясь общего молебна по этому случаю. Поместный собор выпустил по этому случаю особое деяние, которое вскоре после возвращения владыки Митрофана из Москвы должно было быть оглашено во всех храмах г. Астрахани. Единственно что Поместный собор не согласился с мнением астраханцев о немедленном открытии мощей святителя Иосифа, и с организацией торжеств в этом году. В связи с тревожной обстановкой как по всей стране, так и в самой Астрахани, торжества прославления решено было перенести на следующий - 1919 год, а об открытии мощей решить по обстоятельствам.

Прославление святителя Иосифа было не только личной победой владыки Митрофана, но и великим духовным торжеством всей Православной Церкви, особенно в наступившие времена безверия и беззакония. Образ священномученика Иосифа, как преданного служителя Церкви, убиенного от рук разбойников разинцев, таких же беззаконников и похитителей власти, какими были сейчас новые правители России, укреплял всех истинных чад Церкви стоять крепко за свою веру, и за свои святыни.

 . Титульный лист службы священномученику Иосифу,

 составленной ко дню его прославления.

С именем священномученика Иосифа на устах многие священнослужители Астраханской Церкви, да и многих других епархий, шли на смерть во имя Христово, подгоняемые своими мучителями - новыми последователями Разина, которого обличал в своё время святитель Иосиф. Они и памятник поставили Разину на Красной площади в Москве, открыто объявляя о своем духовном родстве с этим разбойником. Как эти временщики могли смотреть на канонизацию священномученика Иосифа, - только с нескрываемой злобою. Для них он был обличителем их беззакония, безгласным, но беспощадным. При упоминании его имени у них переворачивалось все внутри от бешеной злобы и бессилия. Вот почему и тот, кто больше всего потрудился в деле прославления нового угодника Божия, был не менее ненавистен для большевиков. Против владыки Митрофана была развязана настоящая травля, не закончившаяся и после его мученической кончины

Он шел тем же тернистым путем, что и священномученик Иосиф - его ожидала та же участь, но архипастырь сам выбрал этот путь.

20 апреля, на пятой седмице великого поста, закончилась вторая сессия Поместного собора, и владыка Митрофан выехал в Астрахань, где служил все страстные и пасхальные богослужения, в открытом, наконец, для свободного посещения верующих Успенском соборе. К празднику Светлого Христова Воскресения владыка получил большой подарок - постановлением Синода от 12/25 апреля он был удостоен сана архиепископа.

Из Москвы владыка Митрофан привез послание Святейшего Патриарха Тихона: «Архипастырю, пастырям и православному населению города Астрахани», которое послужило немалым утешением для настрадавшейся от последних событий астраханской паствы: «С благодарением «Отцу щедрот и всякие утехи» (1 кор.1.3) приемлет мирность наша Ваше приветствие, и с душевной отрадой слышит в нем готовность верных чад Церкви Православной встать на защиту попираемых ныне прав ея. В тяжком лихолетьи Родины нашей, ниспослал нам Господь огненное испытание веры, но «друг друга бремена нося» (Гал. 6.2) и «моляся друг за друга» (Иак.5.16), пребудем, возлюбленные, в крепком уповании, что Русь Святая, покаянием очищенная, восстанет о Господе, и Всевышний, по испытании, милостивно призрит на Церковь Свою Российскую, а стране нашей, обратив к Себе сердца людей во власти сущих, ниспошлет мир и благоустроение. «Бог всякой благодати, призвавший вас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает вас непоколебимыми»(1 Петр 5.10)».

Подписной лист для сбора средств на устройство надгробия

священномученика Иосифа, ко дню его прославления.

 22(5 июля) июня, после окончания Епархиального собрания, архиепископ Митрофан отбыл в Москву на третью заключительную сессию Поместного собора. На этой сессии много пришлось потрудиться отделу Высшего Церковного управления возглавляемого владыкой. Была продолжена работа над составлением определений о деятельности органов Высшего Церковного управления. В «Определении о порядке избрания Святейшего Патриарха» устанавливалась процедура избрания, в основных чертах подобная той, какая была применена при избрании патриарха Тихона. В случае освобождения патриаршего престола предусматривалось незамедлительное избрание Местоблюстителя из членов Священного Синода соединенным присутствием Синода и Высшего церковного Совета.

Заседание Поместного собора.

Были и другие немаловажные вопросы, в разборе которых принимал участие отдел Высшего Церковного управления. Особенно это касалось вопроса о предоставлении автономии Украинской церкви, по какому поводу 31 августа (13 сентября) 1918 года архиепископом Митрофаном был сделан на Соборе доклад. После бурных обсуждений вопрос этот решился на последнем заседании Собора от 20 сентября, когда было принято определение о предоставлении Украинской церкви автономного статуса, при условии, что постановления Всероссийских Церковных Соборов и Святейшего Патриарха будут иметь для неё обязательную силу.

Кроме благочестивых трудов на Поместном соборе, не менее важным для архиепископа Митрофана делом было сохранение Астраханской епархии от внутренних расколов и нестроений. Разрушительные силы, пытавшиеся поколебать основание Астраханской церкви в 1917 году, на время замерли, казалось, о них можно даже забыть, но это было не так, и они вскоре снова дали о себе знать.

Не имея достаточного авторитета среди астраханской паствы эти «церковные революционеры» решили воспользоваться поддержкой викарного епископа Леонтия (фон Вимпфен), почитавшегося верующими за его праведную жизнь и подвижничество. Епископ Леонтий был для своего времени личностью замечательной, и в тоже время трагической. Потомок знатного рода баронов фон Вимпфен, то есть представитель высшей российской аристократии, в среде которой в то время уже широко были распространены материализм и даже полное безверие, он всей душой воспротивился этому богоборческому смраду, и, отказавшись от карьеры при дворе, принял монашество, а позже, закончив Казанскую Духовную академию, был рукоположен во епископа. По жизни он был человеком совершенно нестяжательным, и никому не отказывал в помощи. Помогал они и материально и духовно - своим пастырским словом, стараясь утешить всякого приходящего к нему. Имея необычайное сострадание, он не боялся вступаться за обиженных, идя порой даже на конфликты с власть предержащими. Эта искренняя ревность к справедливости превращалась порой в ревность не по разуму, что особенно проявилось в Саратове, когда епископ Леонтий, недовольный некоторыми действиями правящего архиерея - архиепископа Палладия (Добронравова), пытался добиться его смещения с кафедры. Результатом этих действий стало то, что епископ Леонтий сам оказался за штатом и был отправлен на покой в Астраханский Покрово-Болдинский монастырь.

Противостояние несправедливости, а также явное неприятие того круга людей, из среды которых он вышел, привело епископа Леонтия к выводу о пагубности для России монархического строя правления. Поэтому февральскую революцию он воспринял лояльно, надеясь, что новый порядок принесет и новые перемены к лучшему. Возможно, подействовали на епископа Леонтия и лозунги новых правителей России, обещавших дать народу свободу и справедливость. По своей простоте не смог он разглядеть за всей этой внешней шелухой оскал «зверя», грядущего сокрушить духовные основы жизни русского народа.

В отличие от епископа Леонтия владыка Митрофан ничуть не обольщался от действий новых правителей, видя в них только зло и затаенную ненависть к Церкви. Сознавая некоторые заблуждения епископа Леонтия, он все же надеялся на его прозрение, видя в нем несомненно высокие духовные качества, вследствие чего ходатайствовал перед Св. Синодом о назначении его на должность викария Енотаевского.

Получив назначение указом Св. Синода от 5 сентября 1917 года, епископ Леонтий с самого начала оказался в гуще местных церковных событий. Когда епископ Митрофан отбыл в августе 1917 года на Поместный собор в Москву, он стал фактически правящим архиереем, выполняя эти обязанности вплоть до того времени, пока не закончил свою работу Собор. За это время астраханцы смогли хорошо узнать и полюбить епископа Леонтия. Его необыкновенные душевные качества притягивали к себе людей. В то же время между ним и епископом Митрофаном все сильнее и сильнее стало проявляться непонимание и несогласие по многим важным духовным вопросам. Касалось это, в основном, отношения к установившейся к тому времени диктатуре большевиков. Владыка Митрофан относился к этой власти враждебно, почитая её установление как продолжение в цепочке шагов апокалиптического «зверя», явившегося в мир для уничтожения Церкви Христовой. Он видел в первых попытках давления большевиков на Церковь явное предвозвещение о грядущих страшных гонениях на истинных чад Божиих.

Владыка же Леонтий воспринял новую власть спокойно, и, будто желая увидеть в ней что-то хорошее, растолковывая все её постановления, как идущие на благо Церкви. Он считал, что при советской власти Церковь ещё более раскрепостится и освободится от внешнего диктата власти, как это было при Самодержавном строе правления, да и во времена Временного правительства, диктат этот то и дело давал о себе знать. В этом смысле епископ Леонтий воспринял декрет об отделении Церкви от государства, и школы от церкви «как осуществление и удовлетворение давно назревших самых больных вопросов во взаимоотношениях Государства и Церкви, требующих полного раскрепощения религиозной совести народа и освобождения церковно и священнослужителей от ложного положения». Исходя из такой позиции, владыка Леонтий видел в создавшихся условиях появление больших возможностей для проповеди среди разуверившейся массы людей, кинувшихся под влиянием «духа времени», - кто в атеисты, кто в баптисты, а кто в хлысты. Он считал, что самым главным в проповеди должен быть личный пример пастыря, чему он и сам следовал в жизни, и призывал к этому и священников и мирян. Но благой пример владыки Леонтия не мог увлечь на путь сугубого подвига широкую массу людей, а лишь единицы. Епископ Леонтий не понимал этого, и жил своими иллюзиями, которые, в конечном итоге, привели его к конфликту с владыкою Митрофаном.

Окончательно поняли свое расхождение архиереи в январе 1918 года, когда после жарких январских боев, епископ Митрофан был выпровожен военными властями из Кремля и нашел себе убежище у своего викария - в Ивановском монастыре. Здесь, оказавшись рядом, и имея возможность ближе познакомится друг с другом, архиереи со всей ясностью поняли, какая пропасть непонимания лежит между ними. Конечно, их расхождения были чисто политического характера, но как велико влияние политики на внутрицерковную жизнь, можно видеть и по сей день. Тем более, что архиереи представляли собою две совершенно крайние позиции, не терпящие между собою никакого соприкосновения.

Поначалу их расхождение внешне никак не выражалось. Епископ Леонтий тактично поддерживал все действия правящего архиерея, хотя внутренне с ним мог и не соглашаться. Так, он вместе с епископом Митрофаном, возглавлял крестный ход, выражавший собою протест верующих против декрета Советской власти об отделении Церкви от государства. Первое серьезное столкновение архиереев произошло на общем собрании делегатов  всех приходских советов г. Астрахани, проходившем в зале Епархиальной библиотеки 12 марта 1918 года. На этом собрании очень остро стоял вопрос о дальнейшей судьбе астраханских духовно-учебных заведений. Вопрос этот возник в связи с опубликованием декрета об отделении Церкви от государства, по распоряжению которого Церковь лишалась всех прежних источников финансирования духовно-учебных заведений, что ставило под вопрос и само их дальнейшее существование. Во время дискуссии, обсуждавшей судьбу духовно-учебных заведений, представитель Князь-Владимирской церкви Краснов предложил создать в Астраханской епархии « Духовный Союз православных христиан», устав которого был уже им разработан и принесен на собрание. По словам Краснова: «Союз этот должен был, объединивши всех верующих в одно общество, представлять из себя такую могучую организацию, для которой ничего не будет стоить изыскать все необходимые на нужды Церкви денежные средства». «Этим - заключал Краснов, - мы поможем нашим духовно-учебным заведениям, отчего отпадает необходимость их закрытия или их упрощения по типу пастырской школы». Предложение Краснова вызвало большую полемику на собрании. Сторонники «Союза» заявляли о том, что эта организация по сути своей подобна православным братствам, много потрудившимся на благо Церкви, и что «образование «Союза» необходимо, так как только организовавшись в «Союз», Церковь приобретет все те права юридического лица, которые отняты у неё декретом, и будет иметь возможность говорить о своих средствах на разные церковные учреждения».

Противники же утверждали, что «такой Союз уже существует в лице Церкви как общества верующих. Что этот «Союз» занявшись материальными и финансовыми делами, может легко повести к забвению главного и существенного в христианстве, и причинить вред вере и христианской жизни». Мало того, было заявлено, что некоторые лица хотят создать какую-то самочинную организацию от мирян, весьма сомнительную в смысле её каноничности, и поставить её вместо Церковного Союза.

Этого мнения полностью придерживался и епископ Митрофан, высказавшийся, что «с вопросом о «Союзе» не следует торопиться, что его нужно основательно обсудить в комиссии и, если окажется, что от него грозит хоть какая-нибудь опасность чистоте веры и христианской жизни, лучше от него оказаться».

Но не только каноническая сторона дела волновала владыку Митрофана. Он негативно относившийся к Советской власти, был категорически настроен против всякого сотрудничества с советскими организациями. «Лучше, - говорил он, - лишится храмов и совершать богослужение под открытым небом, чем жертвовать христианскою свободой и христианскою истиною, добиваясь регистрации союза в комиссариатах».

Владыка Митрофан занял позицию сдерживания, отвечая на всякое новое действие властей против Церкви активным сопротивлением, игнорируя все их постановления, и не признавая их правомочность. До времени, пока в Москве весной и летом 1917 года шли переговоры между представителями Всероссийского Помесного Собора и советскими чиновниками по поводу отмены или смягчения некоторых пунктов декрета от 23 января 1918 года, можно было ещё думать о противостоянии властям. Власти на местах были в растерянности из-за расплывчатых директив, идущих сверху. Это придавало владыке Митрофану некоторую долю уверенности, и укрепляло в его категоричных выводах по поводу создания «Союза».

В то же время епископ Леонтий высказался за поддержку «Союза», считая, что создание «Союза», - это единственная возможность для Церкви юридически оформить свои отношения с государством. Не принимая позицию епископа Митрофана, владыка Леонтий настаивал на упорядочении отношений Церкви с государством, по принципу опубликованного декрета, и в связи с этим - на организации «Союза» или какого-либо подобного ему образования.

Подпись архиепископа Митрофана (Краснопольского).

Обсуждение вопроса о создании «Союза» должно было продолжиться на Епархиальном Собрании духовенства и мирян Астраханской епархии, проходившем с 14 по 22 июня, но архиепископ Митрофан, желая прекратить всякие прения по этому поводу, устранил из числа делегатов собрания епископа Леонтия, также из повестки собрания был устранен вопрос об отделении Церкви от государства.

 Уже в связи с этими событиями активисты «церковного обновления» стали поднимать головы, высказывая в местной прессе свое недовольство действиями правящего архиерея. Особенно доставалось восстановленному институту Патриаршества, ярким приверженцем которого был архиепископ Митрофан. По поводу Патриаршества приводились слова профессора Титлинова, некогда писавшего в «Русском слове», что «Патриаршество, явится новым видом церковного самодержавия, при котором миряне не смогу влиять на церковное строительство, а большинство духовенства станет бесправным».

«И вот, - констатировалось в «Астраханском листке», - результаты выбора Патриарха сказались скоро. По местам стало наблюдаться церковное строительство по директивам Патриарха. Было проведено в жизнь новое положение об епархиальных съездах. От каждого благочиннического округа делегировалось по 2 представителя от клириков и мирян. Председателем съезда должен быть обязательно епархиальный архиерей. Выборы священников по приходам отменены, и назначение духовенства в церкви зависит всецело от епархиального архиерея. Мало того, епархиальный архиерей может своей властью аннулировать постановление съезда и не проводить неугодного ему решения в жизнь, сделав соответствующее представление по этому поводу Патриарху».

 Церковные революционеры встали на защиту епископа Леонтия, якобы вставшего в оппозицию, выдвинули идею об избрании епископа Леонтия правящим архиереем. Идея эта нашла широкий отклик среди беднейшей части населения города Астрахани, группировавшейся вокруг приходов Троицкой, Ильинской, Михаило-Архангельской и Введенской церквей, и горячо почитавших владыку Леонтия за его праведный образ жизни и за всегдашнюю его помощь страждущим и нуждающимся. Нашла эта идея отклик среди той части духовенства, которая искренне побаивалась архиепископа Митрофана за его жесткость и строгость ко всякого рода проступкам, на фоне чего фигура епископа Леонтия - тихого, милостивого и любвеобильного пастыря вызывала несомненное притяжение.

Владыка Митрофан очень болезненно воспринял проявившееся в епархии брожение, и не мог смотреть спокойно, как на его глазах устраивается раскол. Уже на третьей сессии Поместного собора архиепископ Митрофан поставил вопрос о неправильных действиях своего викария, вокруг которого группировалась раскольническая оппозиция.

Последний искрой вызвавшей взрыв было обнародование епископом Леонтием 4 сентября 1918 года воззвания «К православному населению», в котором он призывал астраханцев принять декрет советского правительства об отделении Церкви от государства, не только дружелюбно, но и «с чувством горячего желания и усердия к всестороннему, планомерному и самому настоятельному проведению его в жизнь во всей его полноте».

Действия епископа Леонтия вызвали теперь неодобрение не только архиепископа Митрофана, но и архиереев собравшихся на Поместном соборе, а также и самого Святейшего Патриарха Тихона. Известна позиция Святейшего Патриарха по отношению к декрету об отделении Церкви от государства, выраженная в постановлении Всероссийского Поместного собора от 25 числа 1918 года: «Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви, и навлекает на виновных лиц православного исповедания тягчайшие кары церковные вплоть до отлучения от Церкви».

В связи со всеми этими событиями вопрос о неканоничных действиях епископа Леонтия был рассмотрен на архиерейском соборе, проходившем 26 (13) сентября 1918 года, накануне праздника Воздвижения Святого и Животворящего Креста. Архиерейский собор, возглавляемый Святейшим Патриархом Тихоном, посчитал действия епископа Леонтия превышающими данные ему полномочия как викарного архиерея, почему посчитал необходимым немедленно устранить его от викариатства. Архиепископ Митрофан, желая хоть как-то ещё воздействовать на своего викария в надежде на его вразумление, просил архиерейский собор повременить с утверждением приговора и вызвать епископа Леонтия в Москву для объяснения своим неправомочным действиям.

Но владыка Леонтий не получил в Астрахани разрешения на выезд, чем местные власти специально провоцировали церковный раскол, желая не примирения архиереев, а ещё большего их разделения. Так оно и получилось. Получив от епископа Леонтия извещение, что он не может выехать в Москву, архиерейский собор, посчитал, что он не предоставил достаточных для неявки объяснений, почему и постановил, «епископа Леонтия, как не выполнившего волю Патриарха, отлучить с запрещением священнослужения и устранить от викариатства».

Известие об этом решении архиерейского собора вызвало в Астрахани бурную реакцию. «Церковные революционеры» добились своего - несогласие между архиереями обратили в настоящий конфликт. Как и у архиепископа Митрофана, так и у епископа Леонтия было немалое число почитателей из числа прихожан, которые горою стояли каждый за своего владыку. Немало здесь возникало и резкостей, и чрезмерной горячности в защиту правоты своего владыки. Но эти страсти на  местах были не столь заметны по сравнению с той оголтелой кампанией, какую развязала советская печать против архиепископа Митрофана.

 Его беспощадно обливали грязью, называя и ярым монархистом, и черносотенцем, и бывшим членом «Союза Русского народа», и даже другом Распутина, - то есть обвиняя во всех злодеяниях, с революционной точки зрения, какие возможно только было придумать. Под предлогом защиты епископа Леонтия, антицерковные силы пытались протащить свои идеи, свое видение Церкви, уже не старой - «клерикальной», а новой - «большевистской». Эти «революционеры» от Церкви или стоящие за их спиной идеологи новой власти взахлеб, с нескрываемой радостью писали: «Революция действительно пришла в Церковь. Она пришла и привела туда своего духовного вождя - большевизм. Перед нами начало великого церковного развала. Валится старое отживающее, казенное, вселенческое,  распутино - илиодоровское,  арестно-содержательственное. В церкви православной, задыхающейся от грязи, зловония и всяческой воинственно-догматической нечисти, наконец-то пахнуло свежим оживляюще-бодрящим ветерком. И эту-то пока ещё стихийную, неучитываемую, животворящую струю широковерующей массы можно теперь наблюдать и в нашей краевой церковной жизни. Это-то и является той новой революционно-большевистской борьбой, протекающей в настоящий момент среди православно верующих города Астрахани, пока под флагом борьбы двух епископов - Митрофана и Леонтия».

Антицерковные силы явно рассчитывали на внутренний взрыв, который, по их мнению, уничтожит архиепископа Митрофана или заставит его бежать из Астрахани. В этом смысле было организовано долго подготавливаемое церковное собрание в Ивановском монастыре, получившее в советской прессе претенциозное название «митинга». Это собрание, произошедшее 20 октября 1918 года, и собравшее достаточно много народа - от 3,5 до 4 тысяч человек, по своей сути обсуждало вопрос об отрешении епископа Леонтия от должности с лишением его права священнослужения, а фактически использовалось противниками архиепископа Митрофана для его смещения с кафедры.

В общем, большая часть собравшихся здесь людей пришла, чтобы поддержать любимого ими владыку Леонтия, а не для каких либо политических акций. Откровенная злоба противников владыки Митрофана, наговаривавших на него всякую мерзость, нашло дружный отпор среди трезвомыслящих людей, не побоявшихся вступиться за своего правящего архиерея, так что собрание, при внутренней направленности против архиепископа Митрофана, не пошло дальше разумного, и ограничилось только решениями о желательности вновь рассмотреть дело епископа Леонтия для установления его невиновности.

Сам епископ Леонтий, видимо осознав всю опасность создавшегося положения, обратился к верующим астраханцам с просьбой сохранять мир, так как он «беспрекословно подчиняется распоряжению устранившей его высшей церковной власти, и не хочет кругом себя какого либо шума в такое время». Местным церковным погромщикам не удалось создать из владыки Леонтия нового «Путяту», что во многом объяснялось действительно подвижническою жизнью этого архиерея.

Архиепископ Митрофан очень выдержанно перенес все нападки на него со стороны «церковно-революционной оппозиции», не унизившись до полемики с нею. Все его старания были направлены на консолидацию всех здоровых сил в епархии, для предотвращения раскола. Владыка много молился, особо обращаясь в своих молитвах к священномученику Иосифу, митрополиту Астраханскому, прося святого заступленика земли Астраханской посодействовать к укрощению нестроений в епархии. Несомненно, помощь священномученика Иосифа была велика. Эта святая помощь согревала всякое дело архиепископа Митрофана, помогала ему нести трудный крест своего архипастырского служения. По молитвам священномученика Иосифа в Астраханской епархии наконец-то установился долгожданный мир.

Делегация от прихожан, отправившаяся к Святейшему Патриарху ходатайствовать за епископа Леонтия, смогла добиться пересмотра его дела, по которому владыка хоть и лишен был звания викария Енотаевского, но запрещение в священнослужении с него было снято. Он остался в Астрахани управляющим Ивановского монастыря, с правом служения только в этой обители. Местные церковные оппозиционеры были разочарованы, так как главного добиться им не удалось - архиепископ Митрофан остался на Астраханской кафедре. Он был подобен скале среди бушующего враждебного моря, на которую вновь и вновь накатывались огромные волны, покрывающие её полностью, и готовые, казалось, низринуть в бездну, но сходила волна и скала оставалась на месте, такая же, как и прежде, непоколебимая и твердая. Да, таким был архиепископ Митрофан. Внутрицерковная смута только укрепляла владыку в его ревности вершить дело Божие без страха и сомнения. А времена наступали ещё страшнее прежних, готовя святителю Божию новые скорби и испытания.

Осенью 1918 года Астрахань становится прифронтовым городом. Разбитая на Северном Кавказе XI Красная Армия с тяжелейшими боями отступала к Волге. Её отступление превратилось в беспорядочное бегство, где большинство солдат, деморализованных и дезорганизованных, не обращая внимания на своих командиров, занималось откровенным грабежом, вызывая у местного населения ужас и отчаяние. Путь этой полубезумной толпы лежал в Астрахань, из которой военные власти решили сделать настоящую военную крепость. Бедные астраханцы и не подозревали, к каким бедствиям приведет город такое присутствие. Пока части XI армии увязали где-то в Калмыцких степях, ее штабные организации, а так же Реввоеннсовет фронта со своим большим аппаратом уже начали размещаться в городе, выбрав для этих целей Астраханский Кремль. Помещений, где уже располагались военные, Реввоенносовету было явно недостаточно. Началось настойчивое и последовательное наступление на здания, ещё остававшиеся в распоряжении Церкви.

Сначала из дома для церковнослужителей Успенского собора, уже до этого большей частью занятого под казармы для красноармейцев, выселили ещё живших здесь кафедрального протоиерея Иоанна Саввинского, ключаря о. Дмитрия Стефановского и протодьякона Севастьянова, вместе с их семьями. Затем было занято здание Консистории, после чего настала очередь архиерейского дома. Архиепископу Митрофану через его келейника было передано требование освободить дом. Владыка начал оспаривать действия военных, требуя справедливости у председателя Реввоенсовета Шляпникова. Но получил отрицательный ответ. Помощник коменданта Кремля А.И. Иванов занял вещами коридор архиерейского дома, а коридор соединялся особым переходом с папертью собора. Теперь ход в собор для архиерея был закрыт. Со двора попасть в собор тоже было нельзя, так как сооруженный военными забор изолировал помещение архиерейского дома, и у него не было связи с кремлевским двором. Между тем, распоряжавшиеся в архиерейском доме, военные бесцеремонно занимали комнату за комнатой.

Фактически архиепископ Митрофан, не желая подчинятся решению военных властей, стал добровольным узником, судьба которого в любой момент могла решиться в худшую сторону. Военные власти вряд ли бы стали долго мирится с этим. Однажды в кабинет председателя Реввоенсовета Шляпникова пришел с докладом комендант Кремля Казаков, с которым Шляпников завел разговор об архиерейском доме, и о неуступчивости владыки Митрофана. - «И чего мы церемонимся с этим архиереем, - заявил в ответ Казаков, - ведь это отъявленный монархист, делец царской Думы. Он устроил громадную демонстрацию в феврале под видом крестного хода. Ведь это был смотр контрреволюционных сил, а мы, как дураки, смотрим на это сквозь пальцы. Давно его надо к стенке». 

Этот демарш коменданта Кремля случайно услышала Елена Андреевна Туманова, служившая секретарем у председателя Реввоенсовета. Она поспешила к своему отцу - А.А. Жданову, известному церковному общественнику, с рассказом об этом событии. Жданов в тот же вечер рассказал об этом протоиерею Николаю Пальмову - духовнику Благовещенской женской обители. Верующие, узнав о грозящей их архиерею опасности, решили спасти его, предложив ему план бегства. Они искренне считали, что владыка не по своей воле оказался узником в архиерейском доме.

Соборному ключарю о. Дмитрию Стефановскому, а также прихожанке собора Александре Михайловне Попковой удалось всеми правдами и неправдами пробраться в архиерейские покои. Отец Дмитрий стал уговаривать владыку покинуть Кремль, доказывая ему всю опасность создавшегося положения. Он уверял архиерея, что власти готовятся к расправе над ним, но владыка был непреклонен. Тогда Александра Михайловна не выдержала, бросилась архиерею в ноги, умоляя согласится на их предложение и неосторожно обмолвилась о том, что ночью к южной стене Кремля будет поставлена лестница, по которой владыка сможет спуститься в Александровский садик, где его будут ждать верные люди. Услышав это, архиепископ Митрофан весь вскипел, и, обращаясь к ключарю, сказал: «Это вы мне, архиерею, предлагаете позорный план бегства, будто я преступник. Легче часового уговорить бросить свой пост, чем русского архиерея, по крайней мере, меня. Вы хотите, чтобы я бросил собор, его святыню и стал бы нарушителем присяги? А что скажет моя паства, узнав, что архиерей бросил все и с позором бежал. Нет, нет! Я этого не сделаю. Уходите, и не тревожьте меня!».

Отец Дмитрий и Александра Михайловна вынуждены были подчиниться требованию владыки, и уже собирались уходить, как вдруг в дверях кабинета появился архиерейский келейник и знаками стал вызывать к себе ключаря. От келейника отец Дмитрий узнал, что пока они уговаривали владыку покинуть Кремль, военные власти решили выселить его принудительно. Коменданту Кремля было приказано связать архиерея и в таком виде выселить. Ключарь и келейник увидели в коридоре приближающегося к ним заместителя коменданта А.И. Иванова, который объявил им, что уже вызвал четырех солдат и сейчас будет приводить в исполнение решение военного командования. Еле-еле отец Дмитрий и келейник уговорили его повременить с исполнением приказа, дать им часовую отсрочку, чтобы за это время они попытались ещё раз уговорить владыку покинуть архиерейский дом. Взволнованный и бледный вернулся к архиерею отец Дмитрий и шепотом стал ему рассказывать о произошедшем событии. Выслушав ключаря, владыка перекрестился и принялся надевать рясу и клобук. Процедуру, с каковой его собирались выдворить из Кремля, архиепископ Митрофан посчитал кощунственной, явно направленной на поругание его сана, и, согласившись с доводами отца Дмитрия, предпочел добровольно покинуть Кремль.

Через несколько минут он и сопровождавшие его лица вышли из архиерейских покоев, через ранее закрытый, а теперь вдруг освобожденный от вещей коридор. Владыка шел впереди, а остальные за ним. Поравнявшись с нижним собором, архиерей направился в храм, благословив ключарю и иподьякону Иоанну идти с ним, а остальным остаться у входа. Здесь в храме владыка попросил оставить его одного у гробницы священномученика Иосифа, где он долго молился, прося святого угодника укрепить его на грядущие испытания. Архиепископ Митрофан уже не сомневался в том, что избранный им путь по отстаиванию церковных святынь приведет его к неминуемой гибели. Собиравшаяся над ним гроза все усиливалась. Любой день мог стать последним в его жизни и от этого, несмотря на решимость, сердце сжималось и трепетало. Святитель испрашивал помощи, у такого же, как и он, твердого и непоколебимого поборника веры, душу свою положившего за паству свою. Он верил, что священномученик Иосиф не оставит, поможет и укрепит. Архиепископ Митрофан ещё надеялся вернуться сюда к гробнице святого угодника в близящийся день его прославления. Но не суждено было тому свершиться. Такова была воля Божия, что это было его последнее бдение в Успенском Соборе. Минул час Гефсиманской молитвы, наступал час Голгофских страданий.

Покинув Кремль, архиепископ Митрофан нашел себе убежище в семинарии, где его благосклонно принял её ректор протоиерей Николай Летницкий. Но недолгим здесь оказалось пребывание владыки - в ноябре 1918 года все семинарские помещения были реквизированы и заняты под Высшие командные курсы.

Высшие командные курсы на территории Духовной семинарии.

На заднем плане ректорский дом, где некоторое время жил архиепископ Митрофан.

 Владыка вновь вынужден был переселиться, теперь уже к духовнику Благовещенской обители протоиерею Николаю Пальмову, который жил близ монастыря в монастырском доме. Это было последнее пристанище будущего священномученика Митрофана.

 Меж тем обстановка в Астрахани становилась все тревожнее и тревожнее. Военные власти без всяких церемоний последовательно проводили реквизицию различных церковных учреждений. Вслед за семинарией наступила очередь Благовещенской обители.

Дом для священнослужитетей

Благовещенского женского монастыря,

 где с декабря 1918 года по июнь 1919 года жил архиепископ

Реввоенсовет потребовал у монастырского начальства освободить все свободные монастырские корпуса для нужд лазарета XI армии. После этого 1 января 1919 года обитель неожиданно была занята под постой 180-го стрелкового полка. Вселение «революционно-сознательных» солдат в стены монастыря не обошлось без бесчинств и погромов. Насельниц насильно выпроваживали из их келий, ни мало не задумываясь об их дальнейшей судьбе. Многим из них пришлось уйти из обители за отсутствием здесь места для проживания. Вакханалия, творившаяся в монастыре, с горечью описывается современниками событий. Насельницы прятались от разгоряченной толпы солдат. Пожилые монахини скрывали юных послушниц под подолами, а потом выводили их из обители. Большинство девочек, живших в монастыре, были сиротами или детьми многодетных родителей, покинув обитель, им просто некуда было идти. Монастырский приходской совет долго ходатайствовал перед Астраханским Губисполкомом о выселении из обители солдат и 4 марта их просьбу все же удовлетворили, - разместив здесь лазарет для выздоравливающих.

Ещё хуже, чем в Благовещенском, состояло дело в Покрово-Болдинском мужском монастыре. Здесь с начала 1919 года была размещена 1-ая артиллерийская батарея, монахи были выселены, а храмы опечатаны. В феврале 1919 года было реквизированы все помещения Чуркинского монастыря в Красноярском уезде. Здесь было организовано Советское хозяйство, а позже, в апреле 1919 года, по требованию Реввоенсовета XI армии, организована здравница для раненных воинов красной армии.

Вместе с реквизицией церковных зданий начались повальные аресты священнослужителей. Появились и первые жертвы «красного террора». 6 октября 1918 года на центральной площади в г. Черный Яр был расстрелян епархиальный миссионер Лев Захарович Кунцевич. 3 октября 1918 года по приговору Царевской Чрезвычайной комиссии был расстрелян священник села Пришиб (Царевского уезда) о. Николай Башляев. В конце декабря 1918 года без суда и следствия коммунистическим карательным отрядом был расстрелян священник села Болхуны о. Михаил Кархалев.

 Но настоящий красный террор был развязан после установления в Астраханском крае военной диктатуры. 25 февраля 1919 года вся полнота власти перешла к Временному Военно-Революционному комитету. Жизнь астраханцев полностью оказалась в руках таких одиозных личностей как Киров, Шляпников и Атарбеков. Действия военных властей очень скоро дали о себе знать. Сокращение хлебного пайка для рабочих, приведшее к голоду, бушевавшая эпидемия тифа, которую принесли с собой  бойцы красной армии, вызвали в Астрахани стихийные выступления рабочих.

10-11 марта в городе шли ожесточенные кровопролитные бои между рабочими и красноармейцами. Выступление было жестоко подавлено. За этим последовали массовые казни. В те дни людей хватали прямо на улице, без всякой вины, по одному лишь малейшему подозрению. Людей расстреливали в Кремле прямо у внутренней восточной стены, а позже тела вывозили на кладбище и сбрасывали в одну общую могилу. Среди расстрелянных было немало служителей церкви, так как их хватали в первую очередь, вместе с прежними промышленниками и представителями аристократии. Так был были казнены: дьякон Михаило-Архангельской церкви села Карантинного о. Иоанн Заправдин и 11-ть человек членов церковного совета этого храма; староста Князь-Владимирского храма неграмотный конопатчик Алексей Иванович Кочкарев; казначей Введенского храма Иван Алексеевич Ясырин, и известный храмостроитель, выстроивший Покровский, Казанский, Единоверческий и Князь-Владимирский храмы -Иван Ананьевич Храмов. Нельзя не сказать, что во время боев пострадали и православные храмы. Выстрелом из орудия с миноносца «Москвитянин» была снесена колокольня Иоанна-Златоустовского храма. В церкви звонили к службе, а большевики посчитали, что дается сигнал восставшим и обстреляли колокольню. Сильно пострадал от обстрела Волжской флотилии и Князь-Владимирский храм, находившийся в самом эпицентре боев.

Все эти обстоятельства: и обстрел храмов, и массовые казни церковно- и священнослужителей, оставили тяжелый след в душе архиепископа Митрофана. Он был подавлен происходившим, сильно переживал. Казалось, ему легче было самому встать под пули, нежели смотреть, как уничтожается астраханское духовенство, и его, истерзанная голодом и болезнями, паства. 25 марта (07.4) 1919года в день праздника Благовещения, владыка служил в Благовещенском монастыре, где во время проповеди коснулся «погибших в результате ненужных и бесполезных действий гражданских властей». После литургии им была отслужена панихида по невинноубиенным. Несомненно, что это был очень смелый в создавшейся обстановке шаг владыки. Он легко мог быть сам обвинен в контрреволюции и расстрелян. Власти и так до предела были обозлены на него. Владыка прекрасно понимал это, но не мог сойти с избранного им пути.

Благовещенский женский монастырь.

Меж тем слухи об угрожающей архиепископу Митрофану опасности стали доходить и до близких к нему лиц. Рассказывали, что имя владыки все чаще и чаще стало упоминаться в кругах настроенных против него. Бывший комендант Кремля Казаков, теперь ставший помощником начальника местного Губчека Атарбекова, не переставал интересоваться архиепископом. Обеспокоенные судьбой архиерея верующие снова стали думать о его спасении. В конце марта, в самом конце страстной недели, к владыке Митрофану явилась целая делегация, и повела с ним разговор о необходимости немедленно выезда из города. Отец Дмитрий Стефановский и протоиерей Николай Пальмов стали доказывать владыке крайнюю опасность его дальнейшего пребывания в городе. Ключарь взял на себя смелость и стал говорить: «Владыко, нам доподлинно известно, что среди военных есть лица, требующие вас к стенке. Вам нужно немедленно, именно сейчас оставить Астрахань Мы приготовим вам дощатик, на него уже погружена семья Саввинского. Вас там ждут. Завтра может быть уже поздно».

И снова, как и в первый раз, владыка вскипел, резко ответив на слова убеждения: - «Вы предлагаете мне побег, и это в то самое время, когда у нас на глазах расстреливают невинных наших братьев. Нет, я никуда не уеду от своей паствы; на моей груди Крест Спасителя, и он будет мне укором в моем малодушии. Хочу спросить и вас: почему вы не бежите? Значит, вы дорожите свой честью больше, чем я должен дорожить своим апостольским саном? Знайте, я совершенно чист и ни в чем не виноват перед своей Родиной и народом». Пришедшим к архиерею пришлось уйти ни с чем, положась во всем на волю Божию.

Все понимали, что отказавшись от бегства, владыка сам добровольно отдает себя на расправу - злобой дышащие враги Божии готовы были вот-вот броситься на него. Но Господь ещё сдерживал их злобные позывы - архиепископу Митрофану отпускалось ещё немного времени для совершения ещё одного очень важного дела - прославления священномученика Иосифа.

Отложенное по благословению Св.Синода до более благополучного времени прославление, в связи с последними трагическими событиями в Астрахани, могло вообще не состоятся. Архиепископ Митрофан хорошо понимал, что торжества по прославлению священномученика Иосифа могут вызвать у местных властей только новый приступ озлобления, но также понимал, что прославление необходимо, как для него, так и для всей его астраханской паствы, для укрепления и поддержки веры в столь тревожное время. Поэтому он ещё более настойчиво просил Св.Синод дать разрешение на проведение этих торжеств. Наконец 1(14) марта 1917 года Св.Синод под руководством Святейшего Патриарха Тихона вынес решение: «Разрешить совершить прославление причисленного к лику угодников Божиих святителя Иосифа убиенного митрополита Астраханского и Терского, в 11 день мая(по ст.стилю) 1919 года».

Указ Святейшего Патриарха Тихона и Св.Синода о назначении дня прославления священномученика Иосифа на 24/11 мая 1919 года.

Указ, полученный архиепископом Митрофаном, очень обрадовал его, и он благословил начать подготовительные работы к торжествам прославления. Сложность состояла в том, что после расположения в Кремле штабных организаций фронта и Реввонсовета, доступ верующих внутрь, для посещения Успенского собора, был очень затруднен. Всех пропускали только по особым пропускам, выданных комендантом Кремля. О каких либо массовых торжествах в Успенском соборе военных власти и слышать не хотели. Шли переговоры лишь о допуске 11 мая (24 по новому стилю) в Кремль к гробнице священномученика Иосифа верующих астраханцев, а также об организации крестного хода. В этих хлопотах прошли Пасхальные торжества.

Владыка был радостен, его воодушевляло предстоящее прославление. Все верующие астраханцы тоже с нетерпением ожидали этого торжества и готовились к нему. Вопрос об открытии мощей, естественно, отпадал, так как в стране началась массовая компания по «осквернению» мощей, хранившихся в храмах и монастырях. Такой же участи могли подвергнуться и мощи священномученика Иосифа, почему и решено было их оставить пока «под спудом».

Местные военные власти тоже «готовились» к намечавшимся торжествам прославления. Желая сорвать это празднество они как раз накануне его - 10 мая (23 по нов.ст.), издали распоряжение о полном запрете каких-либо богослужений в Успенском соборе. Запрещался также и вход верующих в Кремль. Такая ситуация могла смутить кого угодно, но только не владыку Митрофана. По его личному распоряжению торжества переносились в один из близлежащих к Кремлю храмов - Знаменский, о чем незамедлительно было оповещено по всем городским церквам.

Знаменская церковь

 (начало 20-го столетия).

 После торжественной службы началось проведение крестного хода в Кремль, к собору, где почивали мощи священномученика Иосифа. По этому поводу велись переговоры с горисполкомом, который в отношении Церкви занимал более мягкую позицию, чем Временный Военно-Революционный Комитет. Горисполком не возражал против проведения крестного хода, обещая уладить этот вопрос с военными. Казалось, что все происки «врага», пытавшегося сорвать торжества, рассеивались.

Сам выбор архиепископом Митрофаном Знаменского храма для проведения здесь торжеств прославления священномученика Иосифа был не случаен и по-особому промыслителен. Ведь первоначальный Знаменский храм был построен в ознаменование освобождения Астрахани от разинских приспешников, казнивших священномученика Иосифа. И как в славный день 10 декабря 1672 года, Астрахань праздновала свое, по молитвам митрополита Иосифа убиенного, освобождение, так и 11 мая 1919года, в Знаменском храме, астраханцы с ликованием прославляли своего угодника и заступника.

Это был, поистине, знаменательный день! Все собравшиеся тогда в Знаменском храме - и архиепископ Митрофан, и духовенство, и простые миряне, - все понимали, какой опасности они подвергают себя, что власти, несомненно, отомстят им за это, но ничто не останавливало их. Все были воодушевлены необычайной радостью, тревога уходила из их сердец прочь, а торжественно - умилительная служба, казалось, уносила к Небу, туда, где в окружении сонма Ангелов и святых, в несозданном лучезарном свете, восседал Сам Господь.

В таком восторженном состоянии все молящиеся, во главе с архиепископом Митрофаном, колыхая волнами Хоругвей, направились крестным ходом в Кремль к мощам астраханского угодника. Ещё накануне военные власти выставили у входа в Кремль, у Пречистенских ворот, роту солдат с пулеметом «для устрашения». И верующие, и сам архиепископ Митрофан знали об этом, но надеялись, верили почему-то, что городские власти сдержат свое слово и их пропустят в Кремль.

К сожалению, произошло что-то ужасное, то ли Горисполком не захотел договариваться с военными, то ли военные заупрямились, но стоявшим у ворот солдатам был отдан приказ стрелять. Огонь из винтовок и пулемета остановил молящихся. Поколебались хоругви, земля обагрилась кровью, плач, стоны, люди, мечущиеся в ужасе, - все это увидела в этот день Астрахань. Снова, как и в страшный день 11 мая 1672 года, когда свергнут был с раската истерзанный святитель Иосиф, в этот день, 147 лет спустя, боль поколебала Астраханскую землю. Новые сонмы мучеников за веру, усердных почитателей священномученика Иосифа, не побоявшихся ради своей любви к угоднику Божию, пойти под дула винтовок и пулеметов, пополнили число наших предстателей у престола Божия.

Клеймо «Расстрел крестного хода в Астрахани»

 с иконы «Новомучеников и исповедников Российских».

 Вместе с ними должен был принять мученический венец и архиепископ Митрофан. Он всем сердцем желал разделить участь своих чад, но Господь снова отвел от него смерть. Промысел Божий приуготовал ему чашу страданий, испить которую ему было нужно до конца. А пока владыка должен был укрепить свою паству, не дать ей разбрестись, как потерянным овцам. И действительно, паства видя неукротимую силу духа своего архипастыря, которую не смогли сломить никакие вражьи нападки, укреплялись вместе с ним, веря, что по молитвам архиепископа Митрофана не оставит их Господь. День же, страшный, скорбный день разлучения владыки Митрофана с его паствой, приближался.

 Троицкая церковь

(начало 20-го столетия).

Случилось это 25 мая (7.6) в канун праздника Святой Троицы.

 Архиепископ Митрофан служил всенощную в градской Троицкой церкви, и после службы остался ночевать у настоятеля этого храма о. Григория Степанова. Утром, в день Святой Троицы, он намеревался отслужить здесь литургию. Допоздна владыка просидел в кабинете о. Григория, составляя набросок к завтрашней проповеди. И в это время, в первом часу ночи, в дом явились вооруженные люди. Они предъявили архиерею ордер на его арест и потребовали пойти с ними. Разбуженные в доме люди заволновались, раздались женские плачущие голоса. Владыка же был спокоен. Он быстро одел рясу и скуфью о. Григория, перекрестился, и, преподав благословение всем столпившимся около дверей людям, молча последовал впереди арестовавших его. Эта ночь под Троицу стала первым его шагом на крестном пути на Голгофу.

В ту же саму ночь, в своей келии в Ивановском монастыре, был арестован и епископ Леонтий (фон Вимпфен). Обоих узников поместили в камеры ЧК в доме купца Степанова. Этот красивый особняк цел и сейчас - фасадом он выходит на Набережную реки Кутум под № 40, а дворовыми постройками сквозного двора на улицу Большую Демидовскую № 45.

Современный вид здания Астраханского Губчека.

 В особняке, со стороны Кутума, помещалась администрация ЧК, а со стороны Б.Демидовской, в бывших торговых и складских помещениях, размещались тюремные камеры. Вход к ним с улицы был через узенький проход, с массивной железной дверью.

К утру население города уже знало об аресте архиереев. Днем иподьякон Алексей Милашевский передал через охрану небольшие постели и пищу арестованным, и ему даже удалось увидеть их обоих во дворе.

Тюремные камеры Астраханского Губчека.

(первая половина 20-го столетия).

Причины их ареста долго не прояснялись, и только через месяц им были предъявлено обвинение.

6 июля 1919 года в большом зале Горисполкома состоялось объединенное собрание членов партии, членов Совета, представителей профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов, где после других партийных руководителей слово взял председатель Губчека Атарбеков. Он заявил, что его Особый отдел раскрыл хорошо спланированный белогвардейский заговор, целью которого было отравить весь высший командный состав Красной армии цианистым калием. В ночь с 1 на 2 июля было арестовано 61 человек предполагавшихся членов этой организации. 15% из них были офицеры, остальные, - крупная буржуазия и духовенство.

Во главе «заговора» Атарбековым были объявлены архиепископ Митрофан и епископ Леонтий. Обвинение было настолько диким, что в него просто невозможно поверить. Но, видимо, подручные Атарбекова действовали по принципу, - чем страшнее, тем лучше. Важно было запугать всех невиданных размеров заговором, чтобы под этим делом уничтожить всех неугодных. И под этот разряд шли уже не успевшие укрывшиеся офицеры старой армии, не бывшие промышленники и аристократы, которых властная метла «красного террора» смела уже в марте 1919 года.

Под «неугодных» попадала теперь и та часть кадрового офицерства, что уже верою и правдою служила Советской власти в частях Красной Армии. Атарбеков входил в ту часть партийной верхушки, что не доверяла кадровым офицерам, видела в них потенциальную угрозу, и потому эти люди, по их мнению, подлежали уничтожению. А вместе с офицерами в один заговор соединили и арестованных архиереев, против которых ничего нельзя было выдвинуть.

К тому же, если бы заговор действительно и существовал, то причастность к нему архиепископа Митрофана и епископа Леонтия выглядела очень проблематично. Они были арестованы за месяц до основной массы «заговорщиков», и если бы они действительно принадлежали к их числу, а тем более были руководителями «заговора», то, несомненно было, что их «соратники», узнав об аресте архиереев, сразу же бы скрылись. А этого не произошло. Впрочем, в то время вряд ли кто обращал внимание на такие мелочи. Местный партаппарат сам был запуган действиями Атарбекова, который причислял к «заговорщикам» всех не понравившихся ему, невзирая даже на их членство в партии.

Арестный лист архиепископа Митрофана.

(из дела архива Астраханского УФСБ).

Верующие же астраханцы с самого начала были уверены в полной невиновности архиепископа Митрофана и епископа Леонтия, и принялись за поиски путей к их освобождению.

Прихожане Успенского собора нашли доступ к М.П. Аристову, бывшему председателем Ревкома, а сейчас командиру коммунистической роты. Доктор Романов через своего товарища - доктора А.А. Каплина встретился с Аристовым (шурином Каплина), и просил его о содействии через Кирова. Аристов обещался поговорить, но на другой же день дал отрицательный ответ. По его словам, он не решился говорить с Кировым, с которым у него были натянутые отношения, а с Атарбековым, зная его жестокую натуру и вероломство, разговор считал бесполезным. Правда, Аристов встретился со следователем, ведшим это дело, и тот ему сказал, что архиереи ни в чем не виноваты, а допрос их ведется лишь в области их церковной деятельности. Рассказав это, Аристов заявил, что архиереи сами виноваты, что их арестовали. В создавшейся обстановке им давно надо было покинуть город, и он недоумевал, почему они этого не сделали.

Вскоре после этого разговора член соборной приходской общины И.П.Ивлев и председатель этой общины Д.И.Пряхин встретились со следователем, которого назвал Аристов. Тот снова подтвердил свои слова о невиновности обоих архиереев, и советовал немедленно начать ходатайствовать об их освобождении. Для этого необходимо было идти к самому Атарбекову. Трудное это было решение. В глазах астраханцев Атарбеков был настоящим исчадием ада. Рассказывали, что когда он шел по улице, прохожие при виде его в ужасе прятались в первые попавшиеся подворотни. И все же Дмитрий Пряхин решился пойти к Атарбекову.

Вот как он сам рассказывал об этой встрече: «Пришел в ЧК и после долгой процедуры получил пропуск к Атарбекову. Он сидел у себя в кабинете, худой, бледнолицый, меднобородый, с воспаленными глазами. Я рассказал ему о цели своего визита, он слушал не прерывая, и когда я кончил, спросил меня, - «Уверены ли верующие в невиновности архиереев и ручаются ли они за то, что архиереи будут вести себя по церковному и не будут вмешиваться в политику?». Я обрадовался такому спокойному тону и, конечно, поручится за архиереев. В ответ на это Атарбеков сказал, чтобы я принес ему письменное ходатайство. Я ушел от него вполне уверенный в том, что визит удался, и скоро наши узники будут на свободе. При выходе из коридора я почти столкнулся с владыкою Митрофаном. Его вел от следователя конвоир, оказавшийся славным малым, давшим мне поговорить с владыкой. Я рассказал владыке о своем визите, о содержании беседы с Атарбековым. Выслушав, владыка ответил: «Хлопочите, я чист и ни в чем не виноват, вы за меня краснеть не будете…».

В тот же вечер, на квартире о. Дмитрия Стефановского было составлено письменное ходатайство в духе требований Атарбекова.

Прошение церковного совета Успенского собора об освобождении архиепископа Митрофана.

(из дела Астраханского УФСБ).

 На этой бумаге было поставлено более десяти подписей и печать, а утром, окрыленный надеждой, Пряхин поспешил к Атарбекову. Тот, прочитав бумагу, вдруг спросил: - «Почему ходатайство от церковно-приходского совета Успенского собора, а не от «Союза религиозных общин» (образованного в марте 1919 года по инициативе епископа Леонтия). Пряхин ответил, что соборянам казалось так лучше, но если требуется иначе, он готов принести любую другую бумагу. Атарбеков вдруг изменился в лице, и закричал на Пряхина: - «Почему ваш Митрофан не вошел в «Союз религиозных общин»? А теперь ты цепляешься за этот союз и хочешь принести мне бумагу от него. Вот что, друг, бери свою бумагу и уходи, и не попадайся мне на глаза. Если ещё придешь, то я сначала расстреляю Митрофана, а потом тебя».

Перепуганный Пряхин схватил бумагу, и быстро вышел на улицу. На Сапожниковском мосту его ожидал ключарь, и, увидев Пряхина бледного и дрожащего, понял, что миссия оказалась безуспешной».

Меж тем продолжалось следствие и череда непрерывных допросов. Архиепископ Митрофан на всех допросах держался очень уверенно, не поддаваясь ни на какие угрозы и уговоры дать против себя и других привлеченных лиц обвинительные показания. Вследствие этого все протоколы допросов были уничтожены, а обвинение было построено на показаниях провокаторов Нирода и Алтабаева.

Месяц тянулось заключение в камере Губчека. Каждый день мог стать последним днем, но владыка был готов к этому. Смерти он не боялся, и был покоен душой, выполнив до конца свой долг перед паствой, перед Церковью и перед Богом.

 Страшный день - день казни наступил 23 июня (6 июля). Около трех часов ночи к камере, где содержался архиепископ Митрофан, подошел комендант ЧК Волков и караульный начальник.

 Вид на расстрельный дворик Астраханского Губчека.

Комендант вошел в помещение и грубо толкнул ногой спавшего на койке владыку: «Вставай!»

Архиерей встал, и начал было надевать рясу, но комендант схватил его за воротник рясы и закричал: «Живей выходи, на том свете обойдешься и в подштанниках».

Вслед за этим комендант бесцеремонно схватил владыку за руку и потащил к двери, выходившей во двор. Здесь, во дворе, он ускорил шаг, не прекращая тянуть за собой владыку.

Архиепископ Митрофан, в одном белье и босиком, не успевал за Волковым, отчего, сделав несколько шагов во дворе, споткнулся и упал. Подбежавший к нему конвоир поднял вместе с Волковым владыку и довел до закоулка, где происходили расстрелы.

Здесь уже стояли трое с винтовками.

Архиепископ Митрофан, увидев их, благословил по-архиерейски, двумя руками.

После этого солдаты отказались в него стрелять. Волков же, желая остановить благословляющего архиерея, ударил его рукояткой револьвера по правой руке. Затем в ярости схватил его за левую часть бороды и с силой рванул вниз, выстрелив в таком положении архиерею в висок. Стоявший поблизости, и наблюдавший за всем Атарбеков тоже вытащил револьвер, и выстрелил упавшему владыке в грудь, попав прямо в сердце.

С этого места Атарбеков стрелял в архиепископа Митрофана.

Такова была кончина праведника и мученика за веру.

Очевидцы рассказывали, что перед самой кончиной архиепископ Митрофан смог увидеться со своим викарием - епископом Леонтием. В преддверии смерти разделяющая архиереев стена рассеялась, они оставили в стороне все свои несогласия, примирились, попросили друг у друга прощение, и, поклонившись друг другу, обнялись.

Владыка Леонтий был расстрелян вслед за архиепископом Митрофаном.

Знаменательно, что кончина обеих архиереев пришлась на день празднования Владимирской иконы Божией Матери - покровительницы и хранительницы града Астрахани.

 У этой стены были расстреляны архиепископ Митрофан и епископ Леонтий.

Сомкнулась связь времен - преподобный Кирилл, принесший образ Владимирской иконы Божией Матери, священномученик Иосиф,  вымоливший у святого образа спасение граду Астрахани и своей пастве от нечестивых разбойников, и архиепископ Митрофан, принявший мученический венец в день Её великоименитого праздника - вся духовная история земли Астраханской сошлась в одно целое под Покровом Пречистой Владычицы.

    Расстрельная стена Астраханского Губчека со следами пулеметных очередей

Выщербленная пулями стена,   у которой были расстреляны архиеп. Митрофан и еп. Леонтий.           .

Верующим астраханцам стало известно о казни архиепископа Митрофана в тот же день. Следователь ЧК А.П. Доктусов, и ранее сообщавший верующим о состоянии заключенных архиереев, в ту страшную ночь был на службе, став свидетелем расправы, о которой утром и рассказал знакомым соборянам.

Меж тем иподьякон владыки Митрофана Ваня Пупов, не знавший ещё ничего о расстреле, утром, по своему обычаю, отправился в ЧК с передачей. Конвоир передачу у него не принял, а вместо объяснений, взял его за рукав, и, приведя в караульное помещение, подвел к окну. Через окно был виден внутренний дворик, на котором стояла повозка, накрытая рогожей. Иподьякон понял все. Смерть владыки потрясла Ваню - он так сильно его любил, что не смог вынести потрясения. Впоследствии он заболел туберкулезом, таял у всех на глазах и скончался.

Современный вид тюремного здания Астраханского ЧК.

В тот же день в газетах был напечатан список расстрелянных ночью, в их числе упомянуты были и архиепископ Митрофан и епископ Леонтий. Страшная весть с быстротой ветра разносилась по городу. Мать владыки Митрофана, в сопровождении соборян, пришла в Губчека, чтобы просить отдать ей тело расстрелянного сына. Со слезами бросилась она в ноги часовому, чтобы её пропустили к Атарбекову, но её и сопровождавших её людей безжалостно прогнали. Единственно, что они увидели по милости часового - это повозку, наполненную телами под рогожей, стоящую на солнцепеке. Стало известно, что всех расстрелянных отвезут на свалку, располагавшуюся за городом на Собачьем бугре, и зароют там.

Это известие ещё более наполняло сердца верующих скорбью. Судорожно искали выход - что делать? Наконец отец Дмитрий Стефановский вместе с И.П.Ивлевым разыскали извозчиков - тех самых, на которых лежала печальная участь перевозки мертвых тел. Под большим секретом и за огромные деньги они согласились доставить тела убиенных архиереев в условленное место, со строжайшим условием совершить их погребение до наступления рассвета. Около часа ночи, когда весь город уже спал, извозчики принялись за работу - их повозки потянулись за город. Около Красного моста одна повозка на миг остановилась, и с нее сняли двух покойников, переложив в ожидавшую здесь телегу. Телега, не медля, отправилась в путь - к находившемуся в то время в двух верстах от города Покрово-Болдинскому монастырю.

Покрово-Болдинский монастырь

(начало 20-го столетия).

 Здесь, около обители, рядом со свежевырытой могилой, уже толпились люди. При замаскированном свете фонаря, на прибывшей телеге удалось рассмотреть тела убиенных. Всем присутствующим открылась тяжелая картина. Оба архиерея были в нижнем белье. Рубашка у архиепископа Митрофана была окровавлена у груди и у рукавов, правый висок раздроблен, левая часть бороды вырвана, вокруг рта рана, на сгибе правой руки синяк и кровоподтек, - судя по всему, она была сломана. Епископ Леонтий был убит залпом, судя по трем кровавым отверстиям в сердце и груди. После осмотра началось приготовление к погребению. Женщины вырезали у обоих архиереев окровавленные части рубашек, и одели их в приготовленное новое белье.

Владыка Митрофан был облачен в священнические одежды, а для владыки Леонтия нашлась епитрахиль. Отец Дмитрий Стефановский снял с себя наперсный крест, и одел его на архиепископа Митрофана. К цепочке креста была прикреплена железная коробка, и в ней записка с изложением обстоятельств кончины и погребения. Ни гробов, ни архиерейских облачений в виду спешности погребения достать было невозможно - время и так подгоняло, а до рассвета оставалось совсем немного.

Отец Дмитрий начал служить погребение. Все собравшиеся тихонечко подпевали ему, плакали и прощались со своими архиереями. Вечную память пропели, когда уже занялась заря. Первым в могилу положили епископа Леонтия, а сверху - архиепископа Митрофана - обоих завернули в простыни, засыпали землей, сделав на могиле небольшой холмик.

Все присутствующие на погребении, верили, что архиереи нашли здесь, у Покрово-Болдинского монастыря, лишь временное место своего упокоения. Очень надеялись, что скоро наступит то время, когда их с подобающими почестями перенесут в архиерейскую усыпальницу Успенского собора. Мать владыки Митрофана со слезами просила всех: «Если придет время и вам представится возможность перенести прах моего сына в другое место, умоляю вас положить его рядом с могилой святителя Иосифа, и меня около него».

Сама Анастасия Семеновна после смерти владыки Митрофана поселилась в Благовещенском женском монастыре, где игуменья Платонида отвела ей келью. Почти каждый день она приходила на могилу своего сына, просиживая там часами. Умерла она в двадцатых годах, и погребена на городском кладбище в склепе монастыря. Перед смертью она передала келейную икону своего сына «Умиление» отцу Дмитрию Стефановскому. Дочь отца Дмитрия - Елизавета отвезла образ в Киев в Михайловский монастырь. До самого закрытия монастыря хранилась там эта икона, на обратной стороне которой было выведено: «Смиренный инок Митрофан».

Здесь, по сути, кончается жизнеописание архиепископа Митрофана, а начинается единое жизнеописание убиенных архиереев Митрофана и Леонтия.

Господь соединил их воедино - единовременной мученической кончиной и одной могилой, к которой стали стекаться их чада, ранее разрозненные, а теперь вновь собранные в одно стадо. Со временем стерлись из памяти воспоминания об их конфликте, а имена слились в один неразрывный монолит.

Вскоре после погребения, властям каким-то образом удалось узнать о месте захоронения архиереев. Они посадили сотрудников Губчека в часовне, находившейся на Красном бугре, как раз напротив монастыря и расположенной около него могилы. Агенты зорко следили, кто из верующих ходит на могилу, почему днем ходить опасались. Ходили тайно по ночам, когда агенты из часовни уходили. Так продолжалось в течение почти целого месяца. Через месяц произошли события, очень сильно изменившие обстановку в городе.

Беспощадный и бессмысленный террор «чрезвычайки» продолжал держать город в состоянии постоянного страха. Все находились под дамокловым мечем неминуемого ареста, и, казалось, нет никакого избавления от этого кошмара. Единственная надежда была на милость Божию. Астраханцы тайком приходившие по ночам на могилку убиенных архиереев, умоляли их помолиться у престола Божия об избавлении Астрахани. Вера людей в небесное предстательство убиенных за веру архиепископа Митрофана и епископа Леонтия была велика, и они не ошиблись в своем ожидании. По молитвам убиенных святителей пришла долгожданная помощь. Господь подвиг людей «из того стана», чтобы они выполнили волю Его и избавили город от кромешного зла.

 Командир коммунистической роты М.Л.Аристов, уже давно находился на прицеле у Губчека и со дня на день ожидал своего ареста. Он, несомненно, понимал, что речь идет о жизни или смерти, и, оставив в стороне свою партийную солидарность, 24 июля, ночью поднял по тревоге коммунистическую роту. Красноармейцы по его приказу окружили Особый отдел, арестовали всех его сотрудников, в том числе и Атарбекова. Их отправили в Кремль, где посадили на гауптвахту под охрану преданных Аристову солдат. Конечно, за Атарбекова сразу же заступился его личный друг Киров, а затем, по личному указанию Дзержинского, его доставили в Москву, где перевели с повышением на другую работу. Но все же астраханцы наконец-то смогли вздохнуть с облегчением - кошмар закончился. Особый отдел потерял свою неограниченную власть.

Убиенные архиереи вымолили у Господа это долгожданное освобождение. С этого времени астраханцы могли свободно ходить на дорогую им могилку, а чуть позже братия Ивановского монастыря, где управляющим был епископ Леонтий, собрала деньги и поставила здесь кирпичный памятник - «аналойчик». На нем было выведено «Архиепископ Митрофан (Краснопольский) и епископ Леонтий (фон Вимпфен) - убиенные 23 июня (6.7) 1919года».

Почитание убиенных архиепископа Митрофана и епископа Леонтия среди верующих всегда было очень сильным. С самого дня их мученической кончины не прекращался поток благочестивых паломников на место их захоронения. И, несмотря на то, что большевики ставили имена архиепископа Митрофана и епископа Леонтия в один ряд с прочими «врагами» Советской власти и само упоминание о них вызывало у богоборцев озлобление - верующие астраханцы беспрерывным потоком шли на дорогую для них могилку.

Сюда приезжали и многие астраханские архиереи. Служил здесь панихиды и священномученик Фаддей (Успенский), в то время архиепископ Астраханский. Многие астраханский священнослужители также приезжали сюда служить панихиды, особенно после Пасхи, на Радуницу.

Видя это, богоборческая власть стремилась всеми силами искоренить в астраханцах и саму память об их незабвенных молитвенниках. Так, в 1927 году, по особому распоряжению начальника VI отделения секретного отдела ВЧК Е.А.Тучкова, были проведены специальные карательные мероприятия, имеющие целью помешать служению панихид на могиле расстрелянных архиереев. Были проведены аресты священнослужителей, служивших здесь в мае 1927 года: настоятеля Покровской церкви о. Григория Степанова, священника той же церкви о. Василия Залесского, священника Петропавловской церкви о. Бориса Ветвицкого, священника Кладбищенской церкви Афанасия Афонского о. Александра Кузьмина и дьякона Покровской церкви о. Михаила Малькова. Все они были осуждены и сосланы в Северный край, а о. Василий Залесский в Соловецкий концлагерь на 3 года.

Но, несмотря на риск и страх осуждения, верующие астраханцы продолжали тайно посещать дорогую для них могилу. Не останавливало их и то, что в 1930 году и сам памятник на могиле был разрушен. Малолетние преступники, жившие в колонии, находившейся на территории бывшего Покрово-Болдинского монастыря, то ли по дьявольскому наущению, то ли направляемые чьей-то злой рукой, разломали памятник до основания. Верующие старательно собирали кирпичики и складывали их горкой на месте разрушенного памятника. Хулиганы же каждый раз разбрасывали эти кирпичики, продолжая глумиться над чувствами верующих. И все же люди шли.

Предположительное место первоначального захоронения расстрелянных архиепископа Митрофана и епископа Леонтия на территории 1-й городской Туберкулезной больницы

(бывший Покрово-Болдинский монастырь).

Так продолжалось и в страшные 30-е годы «сталинских репрессий», и тяжелые годы военного лихолетья. После войны прошел слух о перезахоронении убиенных архиепископа Митрофана и епископа Леонтия на городское кладбище. Верно это было, или нет, но следы могилы близ Покрово-Болдинского монастыря затерялись. Верующие стали ходить на кладбище, где рядом с братской могилой расстрелянных в марте 1919 года астраханцев, появился деревянный крест с надписью: «Архиепископ Митрофан и епископ Леонтий». Местные власти в своей отчаянной борьбе с памятью убиенных архиереев много раз уничтожали на кладбище крест, но он вновь и вновь «как феникс из пепла» появлялся на прежнем месте. Уже в близкие к нам времена, в 80-е годы, не прекращались попытки закрашивать надпись на кресте, но верующие вновь старательно выводили имена архиепископа Митрофана и епископа Леонтия.

Только с крушением Советской власти появилась, наконец, возможность открытого почитания астраханских новомучеников. В 1991 году, на старом городском кладбище, на месте братской могилы, появился большой памятный крест с именами расстрелянных архиепископа Митрофана, епископа Леонтия и других, захороненных здесь.

Крест на месте предполагаемого перезахоронения расстрелянных архиепископа Митрофана и епископа Леонтия (с упоминанием имен, расстреляны в марте 1919 года и погребенных здесь, в общей могиле).

 В день праздника Всех святых, в земле Российской просиявших, когда по благословению Святейшего Патриарха Алексия II, поминались все невинно убиенные и замученные во времена советского лихолетья, епископом Астраханским и Енотаевским Филаретом (Карагодиным) на могиле была отслужена панихида.

Позже, когда начались поиски настоящей могилы близ бывшего Покрово-Болдинского монастыря, верующие астраханцы начали стекаться на это место, где явственно чувствуется молитвенное присутствие убиенных архиереев. О состоянии благодатного умиротворения приносящего в душу радость и покой, говорят все, кто хоть раз побывал здесь. И уже не раз была явлена помощь тем, кто обращался с молитвой к покоящимся здесь святителям.

Самое главное, что, несомненно, стало ясно для всех, что оба убиенных архиерея, независимо от того, к кому из них кто обращается с молитвой, всегда вместе приходят на помощь. Они, разделенные некогда стеною личного непонимания, ныне, по особому промыслу Божию, соединились «воедино», став для всех обращающихся к ним «одним целым». Это удивительное чудо любви Божией поражает всех, кто соприкасается с именами убиенных архиепископа Митрофана и епископа Леонтия.

И то, что Господь соединил, нам грешным несмотря на все свои личностные пристрастия, разделить не удастся.

Так пусть же через архиепископа Митрофана и епископа Леонтия будет явлена великая сила Любви Божией к людям - милующей, целящей и направляющей всех к престолу Господа Славы.

Р.S. 26-27 декабря 2001 года в Москве под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II состоялось заседание Св. Синода Русской Православной Церкви, на котором, после доклада Председателя Синодальной Комиссии по канонизации святых митрополита Крутицкого и Коломненского Ювеналия, было решено включить в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века и представленного Астраханской епархией священномученика Митрофана (Краснопольского).

14 апреля 2002 года, в Покровском кафедральном соборе г. Астрахани, по благословению архиепископа Астраханского и Енотаевского Ионы, состоялось торжественное прославление этого нового угодника Божия.

Прославление священномученика Митрофана в Покровском Кафедральном соборе в 2001 году.

Икона священномученика Митрофана.

Игумен Иосиф (Марьян),

настоятель храма иконы Казанской Божьей Матери

в с. Ильинка Володарского района Астраханской области

Священномучениче отче Митрофане моли Бога о нас!

:Священномученику Митрофану

Тропарь, гл.4

От юности твоея заповеди Господни добре сохраняя,/ Богови во всяком долготерпении благоугождал еси,/ ревнуя о благоустроении и процветении Церкве православныя,/ да прославится, Отец Небесный во чадех ея,/ и в годину лютых гонений на веру святую, исповедник безстрашен явился еси,/ за Христа мученическую кончину прияв,/ и ныне предстоя престолу Святыя Троицы/ молися святителю отче Митрофане,/ о всех любовию чтущих святую память твою.

Кондак, гл.5

Исповедниче веры православныя,/ благочесия ревнителю и чистоты,/ священномучениче отче Митрофане,/ пастырь добрый и трудолюбивый материю Церковию явлен был еси/ и волков разорити ю грядущих не убоявся,/ душу твою за чада ея положил еси, злобу диавола Христовою любовию побеждая,/ Темже и нам помози, молим ти ся,/ в терпении Евангельстем стяжати души наша.

Общий тропарь священномученику Митрофану и Леонтию

Несоединяемое соединяя, Господь Промыслитель к едину

Источнику повел вас еси, любовию к Нему окрыляемых и всякое

нестроение меж вами бываемое устранив, венцов мученических

сподобив, едину молитву вам во уста о чадех вложил,

священномученики Митрофане и Леонтие, Христа Бога молите о

душах наших.

Тропарь священномученику Митрофану

Ревнитель духовный дел строительства Церкви Христовой, венец

патриаршества Ей вернувший еси, рачитель усердный о славе

угодников Божиих церкви Минской и Астраханской

священномучениче отче Митрофане моли Бога о нас.