| ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФАДДЕЯ (УСПЕНСКОГО). Священномученик Фаддей - архиепископ Астраханский и Енотаевский, в миру Иван Васильевич Успенский, из семьи священника. Родился он 12 ноября 1872 года в селе Наруксово Лукъяновского уезда Нижегородской губернии. Учился в Нижегородском духовном училище, а затем в Нижегородской духовной семинарии. В 1892 г. поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1896 г. со
степенью кандидата богословия. При академии он же был и оставлен в звании профессорского стипендиата. 15 августа 1897 г. был пострижен в монашество, с назначением имени Фаддей, в память апостола Фаддея. В том же месяце он был рукоположен в сан иеродиакона, а через месяц, -
иеромонаха, с назначением на должность преподавателя логики, философии и дидактики в Смоленскую духовную семинарию. 19 ноября 1898 г. иеромонах Фаддей был переведен на должность инспектора Минской духовной семинарии с исправлением
обязанностей преподавателя Священного Писания в 5 классе. В 1900г. он был переведен в Уфимскую духовную семинарию на должность преподавателя основного догматического и нравственного богословия. Здесь в 1901 г. он написал и защитил диссертацию на тему «Единство книги пророка Исаии», за которую ему была присвоена степень магистра богословия. 15 марта 1902 г. возведен в сан архимандрита и назначен на должность инспектора Уфимской Духовной Семинарии. 8 сентября 1902 г. он назначен на должность ректора Олонецкой духовной семинарии. 20 декабря 1908 г. в г. Владимиро - Волынске в храме Христорождественского монастыря состоялось наречение архимандрита Фаддея во епископа Владимиро-Волынского, первого викария Волынской епархии. На следующий день, 21 декабря состоялась его хиротония, которую совершил архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), епископ Гродненский и Брестский Михаил (Ермаков), епископ Холмский и Люблинский Евлогий (Георгиевский), епископ Белостокский Владимир (Тихоницкий). В сентябре 1916 г. епископ Фаддей был переведен на Владикавказскую кафедру, управляющим епархией, на время болезни епископа Владикавказского Антонина (Грановского). 28 января 1917 г. епископ Фаддей вернулся к исполнению своих обязанностей епископа Владимиро - Волынского. В 1919 г., после того как правящий Волынский архиерей архиепископ Евлогий (Георгиевский) вынужден был оставить свою кафедру и уехать за границу, епископ Фаддей становится на его место. Кафедра Волынского епископа находилась в городе Житомире, который в ходе бушевавшей в то время гражданской войны переходил из рук в руки: его захватывали то петлюровцы, то большевики. В ноябре 1921 г. епископ Фаддей был арестован большевиками в Житомире по обвинению в якобы участии
его в повстанческом движении на Волыне. Владыку перевезли в Харьков, где после допроса местная ВУЧКа постановила: «выслать епископа Фаддея в распоряжение патриарха Тихона с правом жительства только в одной из центральных северных губерний РСФСР и Западной Сибири со взятием подписки о регистрации в органах ЧК…». 9 марта 1922 г. он был освобожден из харьковской тюрьмы и на следующий день выехал в Москву. По прибытии его в Москву и
беседы со Святейшим патриархом Тихоном, 13 марта состоялось назначение епископа Фаддея на Астраханскую кафедру, с возведением его в сан архиепископа. Но выехать в Астрахань и приступить к своим архипастырским обязанностям на этой кафедре владыке Фаддею удалось лишь в декабре 1923 г Святейший Патриарх Тихон. Архиепископу Фаддею, явившемуся в отделение Московского ГПУ на Большой Лубянке,
чтобы получить разрешение на выезд в Астрахань, приказали не покидать Москвы, объясняя это тем, что из Харькова должно прибыть его следственное дело, и только после его рассмотрения Московским ГПУ владыке могут разрешить выезд. А вскоре владыка был снова арестован. Предлог для ареста был найден таким образом. В марте 1922 г. большевики приступили к изъятию церковных ценностей. Святейший патриарх Тихон выступил с посланием, в котором осуждались действия властей. В мае патриарх был арестован, а
патриаршая резиденция на Троицком подворье была захвачена обновленцами. Обновленцы обманом присвоили себе высшую церковную власть, хотя патриарх Тихон перед арестом, передал свои полномочия по управлению церковью митрополиту Агафангелу (Преображенскому). Митрополит, лишенный властями возможности выехать в Москву и приступить к исполнению своих обязанностей патриаршего местоблюстителя, составил воззвание, в котором раскрывал всю ложь обновленческих лидеров и объявлял созданное ими ВЦУ неканоническим сборищем. Два экземпляра этого воззвания были переданы им через ехавшего в Москву человека, архиепископу Фаддею и протопресвитеру Дмитрию Любимову. Вскоре, после того как архиепископ Фаддей получил это воззвание, оно было отпечатано в типографии и расклеено на стенах некоторых московских храмов. ГПУ не удалось отыскать типографию, где было отпечатано воззва
ние, но архиепископ Фаддей и протопресвитер Дмитрий Любимов были арестованы. В сентябре 1922 г. владыку выслали в пределы Зырянской области сроком на 1 год. Протоиерей Дмитрий Любимов (впоследствии епископ Гдовский). Архиепископ Фаддей во внутренней тюрьме ГПУ. В Астрахани же ожидали приезда архиепископа Фаддея с
нетерпением. После своего назначения 13 марта, владыка прислал в Астрахань своему викарию епископу Анатолию (Соколову) письмо, в котором уведомлял что он не может приехать в Астрахань раньше апреля месяца, т.к. призванный Святейшим патриархом Тихоном к участию в делах Св. Синода, он задерживается в Москве в связи с синодальными обязанностями. В письме архиепископ Фаддей просил епископа Анатолия прислать ему в Москву доклад о состоянии епархиальных дел.
Епископ Анатолий передал приветствие астраханской пастве от Владыки Фаддея. Часто после богослужений рассказывал о его добродетелях и о скором его приезде в Астрахань. Астраханцы привыкли к мысли, что вскоре они встретятся со своим архипастырем. Но встреча затягивалась. Владыка Фаддей не приехал в апреле как обещал, а вскоре астраханцы узнали о его аресте. А в это время добравшаяся до
Астрахани обновленческая смута увлекла в свои сети епископа Анатолия (Соколова), который будто переменившись, стал с амвона злословить архиепископа Фаддея, о котором еще недавно отзывался с большим уважением, называя его «Тихоновцем» и «контрреволюционером». Управители самочинного обновленческого ВЦУ тоже не бездействовали. В журнале «Живая Церковь», этом рупоре обновленчества, в № 6 за 1922 г., было напечатано постановление ВЦУ от 23 июня (6 июля) 1922 г.:
«архиепископа астраханского Фаддея (Успенского) уволить на покой, с воспрещением ему пребывания в Московской области». После этого постановления местные астраханские власти запретили возношение имени архиепископа Фаддея в храмах за богослужением. Но верующие астраханцы в большинстве своем остались преданными православию и не желали подчиняться
новым самочинным церковным правителям. Осенью 1923 года церковно-приходской совет при астраханском кафедральном Успенском соборе, состоящий из представителей всех православных обществ города Астрахани, направил прошение Святейшему Патриарху Тихону, в котором
подробно описывалось положение дел в епархии, с самого начала обновленческой смуты в городе, по настоящее время. В конце прошения астраханская паства писала Патриарху: «Духовенство и миряне города Астрахани и епархии, остающиеся верными исконному православию и Российской Церкви, сыновне и почтительнейше просят Ваше Святейшество возглавить Астраханскую епархию истинно православным епископом, чтобы под его архипастырским водительством разъединенное
православное население могло соединиться во едино стадо Христово, и твердо стоять на страже истинного православия». Патриарх Тихон внимательно прочитал это прошение, слова «возглавить Астраханскую епархию истинно православным епископом» подчеркнул и написал рядом: «Архиепископом Астраханским … Фаддея». Не задолго перед этим архиепископ
Фаддей вернулся из ссылки и проживал в Волоколамске, откуда он ездил служить в Московские храмы. Вскоре состоялось заседание Св. Синода под председательством Патриарха Тихона, который рассмотрев прошение православных астраханцев постановил: «Предложить Высокопреосвященному Фаддею немедля выбыть из Москвы к месту своего служения». В ноябре месяце 1923 года возобновилось возношение в астраханских храмах имени архиепископа Фаддея. Астраханцы узнали о возвращении владыки из мест заключения и о скором его приезде в Астрахань. В конце ноября к архиепископу Фаддею в Волоколамск отправились посланцы из Астрахани: соборный ключарь отец Дмитрий Стефановский и настоятель
Крестовоздвиженской церкви отец Василий Смирнов. Приехали они в Волоколамск поздно вечером, отыскали дом, где жил владыка. Это была большая рубленная крестьянская изба на окраине города. Внутри дом имел три перегородки, за одной из перегородок и жил владыка. В комнате стояла железная кровать, у окна - стол. Единственный стул предназначался владыке, а для гостей принесли 2 табуретки. Рассказывал отец Дмитрий Стефановский: «Владыка принял нас не то что любезно, а как-то по-монашески кротко. Говорил он тихо и мало. Мы рассказали ему о положении епархиальных дел, о трудностях, переживаемых епархией, об обновленцах. Владыка слушал нас внимательно, кое о чем нас переспросил. Нас поразила общая скудность обстановки и его бедной одежды,
но зато привела в восторг аскетическая внешность, застенчивость и какая-то детская робость. Когда в конце беседы, мы положили перед ним пакет с деньгами на предстоящие расходы по поездке в Астрахань, владыка густо покраснел, смутился и, отодвигая от себя пакет, сказал: «Что вы, что вы, зачем же деньги, нет, нет, не надо, я приеду, приеду». Нам стало неловко, как будто мы сделали что-то очень непристойное или обидное». После чая, поданного молодым келейником, священники собрались уходить. При прощании владыка сказал им, чтобы они ехали домой одни, его не дожидались бы, и что он приедет 8 или 9 декабря. Особо владыка подчеркнул, чтобы о его приезде не оповещалось и не устраивалось каких-либо встреч или церемоний. Приехал архиепископ Фаддей в Астрахань 9 (22) декабря 1923 года. Ехал он в поезде и уже на подъезде в городе был слышен
колокольный звон. Все опасения владыки оправдались. Встреча его была торжественной. Когда поезд остановился все купе, в котором ехал владыка тотчас заполнилось встречавшим его духовенством. Священники подходили к нему под благословение, толпились, ища глазами его багаж и были очень удивлены, увидев старенький, видавший виды саквояж, и почти не тронутый узелок со съестным и зеленной эмалированной кружкой. Видно было, что эта восторженная встреча смутила владыку. Он был
явно встревожен и возбужден. При выходе из вагона он смутился еще больше, увидев на перроне толпу из духовенства и мирян, а далее за перроном на вокзальной площади, волнующееся людское море. Он растерялся, сунул ехавшему вместе с ним А.И. Кузнецову, свой узелок, вышел из вагона и сейчас же оказался в центре людского потока. У вокзала владыку ожидала пролетка, но сквозь толпу она не смогла пробиться - владыка пошел пешком, сопровождаемый толпою. Расстояние от вокзала до
Крестовоздвиженской церкви было не более одного километра, но владыке потребовалось около двух часов, чтобы дойти до нее. Крестовоздвиженская церковь г. Астрахани (начало 20-го столетия) Моросил мелкий холодный дождь, было грязно, но это, в отличие от торжественной встречи, нисколько не смущало владыку. Около одиннадцати часов утра он дошел до храма, и тут же началась литургия. Был воскресный день, праздник иконы Божией Матери «Нечаянная радость», об этой нечаянной радости, которая постигла астраханцев, сподобившихся, наконец-то, увидеть своего долгожданного архипастыря, говорил в приветственной
речи при встрече архиепископа Фаддея в храме, старейший протоиерей города отец Николай Пальмов. Перед приездом архиепископа Фаддея у верующих астраханцев возникла одна серьезная проблема - не было архиерейского облачения. Кафедральный Собор и его богатейшая ризница были в руках обновленцев. Что делать? в Покрово - Болдинском
монастыре нашли один комплект архиерейского облачения, принадлежавшего подвижнику и аскету, епископу Тихону (Малинину), управлявшего Астраханской епархией в конце XVIII века. Архиепископ Тихон (Малинин). В Иоанно - Предтеченском монастыре, у одного из монахов отыскали мантию,
принадлежавшую епископу Леонтию (фон Вимпфену), расстрелянного большевиками. У протоирея Николая Пальмова хранился посох архиепископа Митрофана (Краснопольского), расстрелянного вместе с владыкою Леонтием. В этих, по сути священных реликвиях, принадлежавших его духоносным предшественникам и служил архиепископом Фаддей свою первую службу на Астраханской земле. Литургия закончилась в три часа дня, но до пяти часов вечера архиепископ Фаддей благословлял молившихся в храме и собравшийся вокруг
храма народ. Появление архиепископа Фаддея на Астраханской кафедре было необычайным для нее даром. Владыка был святой жизни, что отмечали все близко знавшие его люди. Святейший Патриарх Тихон называл его «светочем Церкви», «чудом нашего времени». Кротость, смирение, аскетизм - основные черты его пламенного монашеского духа, которые отличали владыку Фаддея с раннего возраста. С первых дней приезда его в Астрахань по городу стала ходить молва, что владыка очень мало ест, почти целый день проводит
в церкви, по ночам часто пишет, спит, чуть ли не на голых досках. Какие - то сердобольные старушки принесли владыке чуть ли не дюжину только что сшитого белья, староста Князь - Владимирской церкви, Агафонов, заметив на ногах архиерея старенькие с заплатками сапоги, принес ему хорошую теплую обувь, но все это владыка немедленно раздал нищим. Жил он очень скромно. Вот как описывает А. И. Кузнецов свои впечатления от посещения квартиры владыки Фаддея, которую тот снимал в Астрахани:
«Был январь. Морозный полдень. Парадную дверь отперла мне древняя старушка. По короткой скрипучей лестнице я поднялся наверх, и в коридоре увидел владыку, который тоже вышел на мой звонок. Встретил он меня ласково и повел в комнату. Вот я и в жилище этого удивительного человека. На всем, что находится в комнате - печать простоты, вернее, убожества. Владыка занимает две комнаты. В первой комнате стоит простой сосновый стол, покрытый цветной клеенкой, три или четыре стула, на
двух окнах - кисейные занавески, в углу образа с полотенцами на киотах. Во второй комнате - железная кровать, покрытая серым байковым одеялом. Первая комната имеет назначение столовой, приемной и кабинета, вторая - спальня. Все для меня здесь было новым и неожиданным. Раньше я видел богатые архиерейские покои - дворцы, пышные выезды в
дорогих каретах, сановных архиереев. А вот здесь - картина убожества, неприхотливость. Старушка принесла два стакана чая и несколько булочек. Владыка выпил свой чай и съел булочку. Второй стакан был около меня и, по-видимому, предназначался мне. Так как ни хозяин, ни его прислужница меня не угощали, я не знал, что делать с чаем. Выпил я полстакана, когда чай был почти холодным». Такое «невнимательное» отношение к гостю со стороны владыки сначала несколько шокировало Кузнецова. Но позже, познакомившись с архиереем поближе, Аркадий Ильич понял, что это странная «неучтивость» была проявлением еще одной добродетели владыки, не сразу заметной с первого взгляда. Оказывается, владыка не имел ничего своего собственного. Давали
ему чай или обед - он пил, ел, а если не давали - не спрашивал. Что делалось в доме по хозяйству, он не знал, ни во что не вникал, всегда считал себя гостем и зависимым от того, кто ему прислуживал. Архиепископ Фаддей (Успенский) (фотография сделана в Астрахани). Видя кротость и смирение владыки Фаддея, доходившей порой до детского незлобия, люди
поражались его духовной красотой. Эта духовная гармония притягивала к себе людей, которые толпами сопровождали владыку по дороге в храм, искали общения с ним в церкви после службы, не отпуская его долгими часами, ища совета и утешения, толпы людей постоянно ожидали его возле дома, на улице и во дворе, что вызывало естественное раздражение у ухаживавших за владыкой.
Его жилище на Тевяшевской улице, дом № 11, находилось недалеко от Покровской церкви, куда он ходил ежедневно утром и вечером одной и той же дорогой - через парк. Дом, где в Астрахани жил архиепископ Фаддей
(сейчас ул. Максаковой № 11). Дорога стала привычной, здесь толпа ждала владыку, чтобы вместе идти в храм. И долго-долго эта дорожка именовалась «Фаддеевской». Современный вид на «Фаддеевскую» дорожку.
Вспоминает Нина Дмитриевна Кузнецова: «Владыка вставал очень рано, засветло, и шел на службу в храм, одно время стали осаждать его местные мальчишки хулиганы - бросать в него камнями. Узнали мы с подругами и решили владыку охранять. Было нам тогда лет по 14-15-ть. Я рано утром, вся заспанная, обегала всех
подруг, будила их и мы шли к владыке. Владыка выходит, улыбается, всех нас в лоб целует, а мы окружаем его, и так всю дорогу через парк до церкви. Мальчишки, только появятся, а мы на них шикаем. Они постоят-постоят и уходят. В скором времени они и отстали. Так мы защищали владыку». Служил владыка Фаддей каждый день. И вот как описывает его богослужения А.А. Соловьев: «В то время я ходил в церковь
довольно редко, обычно на богослужения, совершавшиеся владыкой Фаддеем (Успенским). Они производили на меня глубокое впечатление, особенно памятно мне, с какой умилительной кротостью, с каким искренним глубоким религиозным чувством он возглашал: «Услыши ны, Боже, Спасителю наш, упование всех концов земли и сущих в море далече». Когда я впервые это услышал, то был совершенно потрясен, ибо я совершенно ясно слышал не богослужебный возглас, но обращение владыки к Богу
, как предстоящему перед ним живому Существу, и вообще все богослужение владыки производило впечатление живой, непосредственной его беседы с Богом. Это ощущалось не только мною, но и многими, а возможно и всеми». Служил владыка самоотверженно, невзирая на скорби и болезни. Особенно это ощущалось в Великий пост. Вспоминает А.И.
Кузнецов: «Великий Четверг 1924 года. Владыка служит в Покровской церкви. Идут часы, владыка стоит на кафедре среди церкви (он никогда не садился). Протодьякон Антоний Поздняков и дьякон Иоанн Галямин стоят на солее с кадилами. «Благослови, владыка, кадило», - говорит о. Антоний. Владыка углубился, немного опустил голову и никакого движения.
Протодьякон снова еще громче просит благословить кадило и опять никакой реакции. Оба идут к кафедре, получают благословение и начинается каждение. После омовения ног я узнал, что владыка с понедельника ничего не ел, и будет ли он что-либо есть до Св. Пасхи?» Да, пища занимала в жизни владыки какое-то незначительное место. Зная, что владыка мало ест, ключарь - о. Дмитрий
Стефановский всякий раз, когда приход после богослужения приглашал владыку на «чай», предупреждал местное духовенство ни о чем за чаем не поднимать разговора, если не заговорит сам владыка. Так это было и на праздник Преображения на Трусово, когда собрались на «чай» в доме священника о. Александра Руденкова. - Отцы, умоляю Вас не начинать разговора за чаем. Владыка увлекается беседой и плохо ест, - говорил о. ключарь при входе в
дом о. Александра. Сели за стол, принялись за еду, владыке подали чай. Едва он притронулся к булочке, как священник А. Тихонов начал: «Меня тронуло Ваше упоминание в проповеди, владыка, когда вы привели слова апостола Павла: «Аще не восста Христос, тщетна вера
наша». Отец ключарь мечет громы и молнии в сторону, где сидит о. Тихонов. Но владыка забыл и о чае, и о булочке, и принялся говорить на эту тему. Все едят и слушают, а владыка, по милости упрямого совопросника, ведет беседы. Конечно, все напились, наелись, владыка увидел, что никто уже не прикасается к пище, встал, прочли молитву. На этом и закончился «чай». Вот еще один случай. 31 августа (ст. стиль) 1924 года владыка предпринял с астраханскими паломниками паломническую поездку в село Иванчуг - от Астрахани в 3-4 часа езды по Волге. Иванчуг, знаменит был тем, что там в церкви хранилась чудотворная Феодоровская икона Божией Матери. Астраханцы свято чтили эту икону, с давних времен богомольцы совершали
в Иванчуг паломничество и пешком, а затем на пароходах. Икону не раз с почестями привозили в Астрахань, где перед нею совершались торжественные молебны. Вот туда, в Иванчуг, и предпринял поездку владыка Фаддей. Духовенство Иванчугской церкви арендовало у пароходства пароход «Чугунов» для этой поездки. Уже с полудня паломники
являлись на пароход, а к двум часам он был полностью загружен, ждали архиерея. На пароходе не было пассажирских кают, а внизу был кубрик или салон. Вот в этот салон принесли несколько кресел под белыми чехлами, раздвинули стол и уставили его винами и яствами. В кубрике сновал повар, приглашенный из какого-то ресторана. Словом, и на палубе, и в салоне ожидали архиерея. Он приехал. На трапе встречает его духовенство и, конечно ведет в салон. Но владыка идет по палубе к корме, толпа
дает ему дорогу. На корме между якорями, цепями и лебедкой владыка увидел канатную бухту и сел на нее. И так три с половиной часа владыка не сходил со своего места, окруженный народом, с которым беседовал о завтрашнем празднике Симеона Столпника. В это время подул ветер, стало прохладно, и надо было укрыться в теплом месте. Из салона приходили, и настойчиво звали владыку, но он беседовал, и, по-видимому, не замечал холодного ветра. В Иванчуге его встретили с
колокольным звоном. Духовенство местной церкви и из окрестных сел, в светлых облачениях стояли на берегу среди многотысячной толпы народа. На берегу стояла Феодоровская икона Божией Матери, владыка приложился к ней, и направился с процессией в храм. Федоровская икона Божией Матери (из фондов Астраханского краеведческого музея). Сейчас же началась всенощная, с акафистом Феодоровской иконе Божией Матери, которая окончилась в 11 часов вечера. Владыка, вместе с сопровождающими его, был приглашен на ночь в настоятельский дом. Накрыли на стол, пригласили на ужин, и владыка у которого и крошки-то во рту за весь день не было, еле - еле притронулся к пирогу, потом съел кусочек
арбуза. Вот и вся его архиерейская трапеза. На другой день на том же пароходе все вернулись в Астрахань. Владыка был удивительно молчалив, что касается вопросов, не имевших отношения к духовной и научно-богословской темам. Здесь же он вдохновлялся и мог говорить часами, но стоило коснуться каких-либо других тем, наступало молчание. Редко, редко он скажет
какую-нибудь отрывочную фразу. Рассказывает А.И. Кузнецов: «Прихожу однажды к владыке и говорю: «Какой ночью был ливень с громом, на улице лужи…» Владыка смотрит на меня и о чем-то думает. «Да, да, ливень. Вот, в сегодняшней Четьи-Минее рассказывается о житии праведного, Христа ради юродивого, однажды застал его ливень в лесу…». Владыка воодушевляется рассказом, воспользовавшись паузой, я говорю владыке: «У вас в доме крыша худая, на лестнице-то вода». Молчание». Таким же образом проявлялось и необыкновенное смирение владыки. Рассказывает тот же А.И. Кузнецов: «Прочитав его книгу
«Единство книги пророка Исайи», я спросил владыку, в каком году он получал магистерскую степень. «А кто вам сказал, что я магистр богословия?». «То есть как? Я прочел об этом в четвертом томе энциклопедии Брокгауза и Ефрона», - ответил я. «Мало ли что они напишут.… Так на чем мы остановились? Да, я говорил о «Даниловых седьминах…». Архиепископ Фаддей (Успенский) (портрет из Архиерейской галереи Астраханского Архиерейского дома).
Необыкновенная любовь владыки проявлялась не только к людям, окружавшим его, но и ко всему живому. Рассказывает Нина Дмитриевна Кузнецова: «Окотилась у владыки кошка. Келейница его Вера Васильевна решила утопить котят. - Каиново дело задумала, - узнав об этом сказал ей владыка. - Владыка, да куда ж нам их девать? - только и развела руками Вера Васильевна. А владыка собрал котят в подол своей рясы, отнес их в свою келью и запер там на ключ. А сам ушел на
службу. Когда вернулся с прихожанами, стал всем предлагать котят, и их быстро разобрали. Потом еще спрашивали, не осталось ли еще котеночка. Как-то раз, Нина Дмитриевна была в гостях у владыки и увидела ползущего по его стене паучка. Захотела она его убить, а владыка не разрешил: - А ты его создала? - после чего он взял паучка и выпустил его на улицу.
Несомненная святость владыки проявлялась во всех его делах. Люди знали о его прозорливости, а также о силе его молитвы, которая даже с одра болезни подымала. Рассказывает также Н.Д. Кузнецова: «Мама моя, Таисия Михайловна, рубила дрова и одно полено отскочив сильно ударило её по ноге. Нога стала быстро распухать и нестерпимо болеть. Таисия Михайловна позвала дочь и говорит: - Нинурка, беги скорей к владыке, скажи, что помираю, пусть помолится за меня. И еще сказала ей, чтобы обязательно посмотрела на время, когда владыке скажет. Нина побежала к дому владыки, а вышедшая Вера Васильевна её не пустила: - Владыка устал после службы, отдыхает. А Нина плачет, просит. Смотрит на окне, на втором этаже штора приподнялась, и владыка стоит и зовёт её к себе. Вере Васильевне пришлось пустить. Забежала Нина к владыке, всё рассказала. Владыка выслушал её внимательно, дал святое маслице, велел ногу помазать. А Нина в это время тихонечко на часы посмотрела - четыре часа. Владыка поймал её взгляд и только улыбнулся. Прибегает Нина домой, а матери уже легче. - В четыре часа? - спросила Таисия Михайловна. - Да, в четыре, - отвечала Нина. - Вот в четыре часа мне и стало легче, - подтвердила мама. Приезд архиепископа Фаддея в Астрахань вызвал естественную тревогу у обновленцев. Тем более пугало раскольников, что
встреча владыки вылилась в такую небывалую манифестацию торжества православия. Все это угрожало обновленцам потерей остатков их жалкого церковного стада. Первые службы архиепископа в Кресто-Воздвиженской церкви привлекли массу верующих. На Рождество Христово 25 декабря
1923 года - (7 января 1924 года) владыка Фаддей служил утреню и обедню в Рождество Богородицкой церкви в верхнем ее храме. Несмотря на то, что богослужение началось в три часа утра, огромная масса верующих заполнила храм и внутренние лестницы, площадку нижнего храма, широкую паперть, и часть улицы у Краеведческого музея. Другие православные церкви тоже были переполнены молящимися. Зато Успенский кафедральный собор, в котором обновленческий епископ Анатолий (
Соколов) служил позднюю обедню, почти пустовал. В праздник Крещения Господня повторилось то же самое. Крестный ход на воду, начавшийся от Рождество-Богородицкой церкви, представлял собой грандиозное зрелище. Масса верующих с иконами и крестами заполнила всю Московскую улицу и протянулась через Кремлевскую площадь до Волги. Обновленцы же вышли из Кремля с горсточкой своих приверженцев. Легко себе представить, что думали обо всем этом в обновленческом лагере. В то же время много говорили о неуместности триумфальной встречи владыки Фаддея, да и сам
владыка не одобрительно относился к такой церемонии. Толковали о вреде от такого открытого, демонстративного вызова обновленцам, боясь ответных мер со стороны гражданских властей, поддерживавших обновленчество, как разрушителей Церкви. Опасения такого рода, разумеется, были не беспочвенны, но большинство рассуждало иначе. Конечно, верующие и не
надеялись, что после приезда к ним православного архиерея обновленцы приостановят свои притязания на православные храмы, и что обновленческая смута прекратится сама собой. Нет, конечно, ни того, ни другого ожидать было нельзя, так как процессы эти были подчинены силам, стоящим над обновленчеством. Приезд владыки Фаддея, как и следовало ожидать, нанес ущерб самой обновленческой идеологии, подтвердил ее лживость и
порочность. Обновленчество, искусственно поддерживаемое, не теряло свою силу, но доступ к сердцам верующих для него был окончательно закрыт. Именно поэтому триумфальная встреча владыки явилась определенной победой над обновленчеством. Оно укрепило православное сознание, точно также как и все последующее служение владыки в Астрахани. Важно отметить, что сам владыка Фаддей за все время своего пребывания в Астрахани ни одного слова не сказал публично против обновленчества. Но для верующих не нужны были слова обличения, они и без слов понимали правду Церкви, воплощенную в этом божественном сосуде кротости, смирения, преданности и полного отречения от всего, что ни есть Церковь. Хорошо это чувство выразил идеолог Астраханского обновленчества о. Ксенофонт Цендровский, когда приносил покаяние в грехе раскола. Он сказал: «Долго я коснел в грехе обновленчества. Совесть моя была спокойна, потому, что мне казалось, что я делаю какое-то нужное и правое дело. Но вот я увидел владыку Фаддея, я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей
совершается какой-то переворот. Я не мог вынести чистого проникновенного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью. И я поспешил уйти. Теперь я ясно осознал, что я увидел человека, которому можно поклониться не только в душе, но и здесь, на ваших глазах». Действительно, хотя обновленцы теряли свою паству, но благодаря поддержке властей, натиск их на православные храмы не
утихал. Сначала они захватили Кресто-Воздвиженский храм, а после того как владыка Фаддей сделал Рождество-Богородицкий храм своим собором, потянули свои руки и к этой церкви. 24 января 1924 года Адмотдел вынес решение о регистрации обновленческой общины Рождество-Богородицкого храма. Староста церкви Ф.П. Гузик пытался оказать сопротивление, не
отдавал ключей, но был арестован. Ключи у него, таким образом, были отобраны и переданы обновленцам. Положение с богослужением в храме из-за этого осложнилось. Хотя у православных и оставался верхний храм Рождество-Богородицкой церкви, но вход на оба её этажа был через одну железную дверь. Таким образом, православные попали в зависимость от обновленцев, владевших ключами от внешней двери. Чтобы попасть в
верхний храм Рождество-Богородицкой церкви, нужно было выпрашивать ключи у обновленческого старосты - Двинятинова, который давал их очень неохотно. Православные жаловались на это местным властям, но безрезультатно. Несмотря на всяческие препоны, архиепископу Фаддею (Успенскому) удавалось служить в верхнем храме Рождество -
Богородицкой церкви. Правда обновленцы сопровождали его богослужение всевозможными провокационными выпадами. Вот один из таких случаев. Во время архиерейской службы в верхнем храме, молиться приходило очень много верующих, так что ещё большая толпа народа, не помещаясь в церкви, стояла на внутренних лестницах, ведущих на верхний этаж. Здесь в
коридоре, у входа в нижний храм, стоял Двинятинов и искушал молящихся: «Эх, вы, бараны, чего толпитесь? Ведь вот храм, разве он не такой? Идите сюда. Привязались к Фаддею, а он что? Простой, без образования (а на самом деле он был доктором богословия), монах, не чета нашему Анатолию - академику! (слово «академик», он произносил - «икадемик»). От его слов среди молящихся начиналось волнение, кто то возмущенно выкрикнул: «Выбросите его вон!». После этого
Двинятинов скрылся в пустующем нижнем храме. Рождество-Богородиц кая церковь г. Астрахани
(начало 20-го столетия). Перед Пасхой 1924 года верхний храм Рождество - Богородицкой церкви все же был
захвачен обновленцами. Сначала Двинятинов отказал в выдаче ключей, и около месяца церковь стояла закрытой. Вслед за тем Адм.отдел зарегистрировал Рождество - Богородицкую церковь за обновленцами целиком. После захвата обновленцами Рождество - Богородицкой церкви, архиепископ Фаддей (Успенский) перенес свою кафедру в Знаменскую церковь. Знаменская церковь г . Астрахани (начало 20-го века). Но и этот храм удержался за православными всего лишь одну неделю. Архиепископ Фаддей назначил в нем богослужение в одно из воскресений, а накануне явился к нему староста И
.И. Козлов, и сообщил, что храм перешел к обновленцам по распоряжению местных властей. Настоятель храма, - престарелый протоиерей Дмитрий Фаворский, остался у обновленцев, а священники о. Иоанн Орлов и о. Иоанн Болтинский перешли: первый в Петропавловскую, а второй - в Покровскую церкви. Захват Знаменской церкви был организован обновленцами по одному сценарию с захватом Крестовоздвиженской церкви,
почему об этом можно рассказать отдельно. В общем-то методы избранные обновленцами в этом деле, ничем не отличались от прежних, когда они, чтобы зарегистрировать свои общины, создавали фальсифицированные списки верующих. Единственно, что не хватало у обновленцев - «искусных делателей», а если и были, то так уже замарались, что им уже никто не верил. Тогда и востребованы были свежие силы. Обновленческий Епархиальный Совет срочно вызывает из астраханской глубинки священников о. Николая Котова из Харабалей и о. Петра Калилейкина из с. Икряного. Отцу Петру Калилейкину поручили собрать подписи для обновленческой
группы Крестовозвиженской церкви. И о. Петр Калилейкин пошел по домам прихожан Крестовоздвиженской церкви, стращая их тем, что «если они не подпишутся, храм отдадут обновленцам, так как первый список неправильный, и надо собирать вновь». Прихожане, еще не зная об обновленчестве Калилейкина, доверились ему как духовному лицу, и подписались под его списком. 22 человека, из этих обманутых священником Калилейкиным, подали потом заявление с отказом от своих подписей под обновленческим списком. Точно также действовал и о. Николай Котов по захвату Знаменской церкви. Быстрота и наглость
обновленцев способствовала их успеху. Священник Н. Котов даже после того как прояснилась его обновленческая натура, не растерялся, и продолжал действовать очень напористо. Входя в дом, он так начинал свою речь: «Ты бабушка, слыхала, как ругают живоцерковников, а ведь это несправедливо. Они лучше, чем староцерковники. Чтобы помянуть родственников о здравии или за упокой, тебе надо идти в церковь, подавать записку, платить деньги, а вот мы будем поминать всех бесплатно.
Говори, кого записать?». Со слов старушки следовал длинный список живых и умерших, которых записывали вместе с отчеством и фамилией (якобы для уважения). Эти списки потом и подавались в Адмотдел. Махинации, совершаемые Калилейкиным и Котовым, были всенародно раскрыты в Петропавловском храме братьями
Кочергиными, при их покаянии в грехе обновленческого раскола. Возмущенные этими действиями обновленческих провокаторов старосты отобранных у православных церквей: Киселев, Баринов, Гузик, Коновалов, Григорьев, Осипов и другие ворвались в кабинет председателя Губисполкома с требованием прекратить поддержку местными властями «живоцерковников». На их требование зав. Адмотделом Терехов вынужден был показать обновленческие списки, состоящие почти сплошь из «мертвых душ», Отец Н. Котов в своей ретивости собирал списки родственников старушек, даже не обращал внимание кого он записывает. Баринов даже нашел в этих списках свое имя: «Баринов Федор Евдокимович». Несмотря на все эти изобличающие
обновленцев факты, местные власти не отказались от своей регистрации обновленческих общин, и не возвратили православным храмы. Обновленцы же ободренные своими успехами, развернули компанию по захвату еще двух православных храмов:
Петропавловского и Иоанно - Златоустовского. Православная община Петропавловской церкви была зарегистрирована Адмотделом еще 16 октября 1923 года. Петропавловская церковь г. Астрахани (начало 20-го столетия). Обновленцам не удалось тогда захватить храм, хотя его настоятель -
протоиерей Н.И. Орлов, поддерживал их движение. Но видимо о. Николай Орлов перешел к «живоцерковникам» по «нужде», почему и не предпринял никаких попыток к отобранию храма у православных. Мало того, чтобы храм остался за православной общиной, он ушел за штат, продолжая служить только с епископом Анатолием (Соколовым) в других обновленческих храмах. После захвата обновленцами Знаменского храма,
обновленцы снова стали вести подготовку к отобранию Петропавловской церкви. В середине мая 1924 года настоятель храма о. Борис Ветвицкий был вызван Губисполкомом, и там ему было сказано, что церковь Знамения предположено обратить в производственное предприятие, и в связи с этим обновленцы претендуют на Петропавловский храм. Одновременно с этим продолжалась тяжба с Адмотделом православной общины Иоанно - Златоустовской церкви, тянувшаяся еще с ноября 1923 года. При регистрации этой общины Адмотделом возникла уже знакомая нам ситуация с переучетом церковных ценностей. 14 ноября 1923 г. при переучете особой Губернской комиссией имущества
Иоанно - Златоустовской церкви была обнаружена, якобы, растрата серебренного напрестольного креста и медной купели, и найдено 60 серебренных и прочих предметов, не записанных в церковную опись. После ареста 16 ноября Губотделом ГПУ священнослужителей этого храма отца Василия Наследышева и отца Федора Лебедева,
Адмотдел признал православное общество Иоанно-Златоустовской церкви «должно быть распущенным, вследствие чего он не может их зарегистрировать на основании инструкции НКЮ и НКВД от 27 апреля 1923 года». Иоанно-Златоустовская церковь г. Астрахани. После этого Иоанно-Златоустовское православное общество составило новую группу, от которой и были поданы все необходимые документы о регистрации. Одновременно с этим были поданы документы от общины «живоцерковников». Но заявление от новообразованной православной общины 6 феврале 1924 года было также отклонено Адмотделом, на основании все той же первоначальной причины: что часть данной общины
привлекается к ответственности в совершении преступления (по ст. 80 У.К.). Православная община, не желая отказываться от борьбы за храм, 8 февраля 1924 года обратилась в Губисполком с новым ходатайством о ее регистрации. Вследствие этого спрашивалось о разрешении продолжения службы в храме. Адмотдел же вынес постановление о регистрации обновленческой общины. Узнав об этом, православные выставили пикеты, чтобы не допустить обновленцев в храм. Власти попытались отобрать у православных ключи и закрыть храм, но этого у них не получилось. Между тем из Астрахани в Москву отправилась делегация представителей православных общин с жалобой на действия
местных властей в незаконной поддержке ими обновленцев. Мысль о поездке в Москву возникла у бывших старост захваченных обновленцами храмов, после посещения ими Губисполкома. Такого же мнения придерживался архиепископ Фаддей (Успенский). 14 (27) мая, в самый разгар баталий из-за Петро-Павловского и Иоанно-Златоустовского храмов, пришел навестить владыку Аркадий Ильич Кузнецов, очень верующий человек, юрист, много помогавший архиерею своими советами.
Владыка был очень взволнован и когда Кузнецов переступил порог его кельи, сразу же обратился к нему: - «Вот хорошо, что вы пришли так скоро. Давайте подумаем, что делать с обновленцами. Заберут они ведь все наши храмы. Я думаю, что надо бы послать жалобу в Москву и поехать с ней вам и представителям от церквей. Вы слышали, что говорили Кочергины у «Петра и Павла»? А вот груда заявлений от верующих о мошеннических проделках обновленцев». Архиепископ Фаддей показал на
лежащие у него на столе заявления. Кузнецов, выслушав архиерея, не стал раздумывать, и сразу же согласился написать жалобу и поехать с нею в Москву. Буквально на другой день квартира Кузнецова превратилась, в какой-то штаб. Вечерами приходили старосты, приносили заявление от верующих, в которых они разоблачали подлоги обновленцев при составлении списков. Приходили также и безприходные священники, торопя Кузнецова с написанием жалобы и с отъездом. Когда, наконец, жалоба с
грудой приложений была готова, подписать ее собралось около 20 человек. Памятник на могиле Аркадия Ильича Кузнецова (на старом кладбище г. Астрахани). 7 (25 мая) июня 1924 года А.И. Кузнецов вместе с Бариновым и Осиповым выехали в Москву. При отъезде архиепископ Фаддей (Успенский) вручил Кузнецову письмо на имя Святейшего Патриарха Тихона, к которому посланцы из Астрахани должны были зайти, прежде чем идти с жалобой в правительственные инстанции. Так они и сделали. Патриарх принял их, оставил жалобу и все приложения у себя для прочтения, а на другой день, -
вернул с письмом на имя Орлеанского. Астраханские посланцы разыскали Орлеанского, и через него попали на прием во ВЦИК к Смидовичу, который со своей, благоприятной для жалобщиков резолюцией, направил их в Наркомюст к Красикову. Едва просители переступили порог его кабинета и вручили ему жалобу, Красиков обрушился на Кузнецова, назвав его тихоновским приспешником и контрреволюционером, а потом выпроводил
просителей, объявив им свою «резолюцию»: -«Больше ко мне не приходите, и вообще не приезжайте в Москву по мракобесовским делам. Жалобу разберем без вас, и ответ получите». Возвращались посланцы в Астрахань в сметенных чувствах. Пославшим их представителям приходов они сообщили не совсем
утешительные сведения: что Красиков их выгнал, хотя сказал, что жалобу все же рассмотрят. Вселяло небольшую надежду благожелательное отношение Смидовича, поставившего на их жалобе ободряющую резолюцию. Приходилось только ждать ответ, но ответа не было. Прошло несколько месяцев. Кузнецов уже в августе месяце два раза наведывался к Терентьеву со справками по поводу жалобы, но бесполезно. Дважды Кузнецов по предложению представителей приходов телеграфировал
Красикову о положении дел, но в ответ было только молчание. В конце концов, Кузнецов надоел властям со своей активностью, и они решили от него избавиться. В конце октября, утром, в воскресенье у Кузнецова дома произвели обыск. Работники ГПУ: Киселев и Мальцев изъяли хранившиеся у него копии жалобы со всеми приложениями. Кузнецову было приказано явиться в Астраханское отделение ГПУ на другой день. Кузнецов был совершенно убежден, что его арестуют, но архиепископ Фаддей (
Успенский), в тот день, вечером, ободрил его: - «Завтра с вами ничего не произойдет, не бойтесь. Немножко побранят, прочтут вам лекцию, как опасно защищать Церковь и отпустят. Я помолюсь за вас». Действительно когда Кузнецов утром явился в ГПУ, уполномоченный Киселев сначала обрушился на него с угрозами, называя опасным сообщником врагов революции, которые «цепляются» за Церковь, указал ему статью уголовного кодекса, по которой он будет привлекаться, но в конце беседы вдруг
неожиданно изменился. Он стал вежлив и предложил Кузнецову дать подписку в том, что тот, больше не будет оказывать юридической помощи «староцерковникам». Кузнецов согласился дать такую подписку, и был отпущен. В одно время с жалобой в Москву на незаконные действия обновленцев, в Астраханский Губисполком также была подана
докладная записка за подписью архиепископа Фаддея и астраханских священнослужителей, протоиереев: о. Евгения Покровского, о. Петра Дьяконова, о. Бориса Ветвицкого, о. Иоанна Орлова, и священников: о. Василия Смирнова, и о. Иоанна Болтинского. Обращение архиепископа Фаддея и астраханского духовенства в Астраханский Губисполком с требованием вернуть православным захваченные обновленцами храмы. В этой записке говорилось в частности: «В г. Астрахани, как и других местах С.С.С.Р., в виду существования декрета о свободном вероисповедании, наблюдаются
различные течения в церковной жизни. Основными и главными течениями в ней являются так называемые: «староцерковное» и «обновленческое». Так как в рядах того и другого, а часто одного и того же течения стоят люди различного склада характера, ума, направления деятельности, степени искренности в защите своих чисто церковных идеалов и правил, то о данных группировках не всегда составляется правильное представление и соответствующая действительности характеристика. Исполняя обряды религиозного культа среди староцерковных общин г. Астрахани и констатируя стремление в них исключительно к удовлетворению их религиозных потребностей, мы считали своим долгом, для рассеяния недоразумения,
которое создалось в г. Астрахани около имени староцерковных общин, высказаться по нижеследующим вопросам, характеризующим «староцерковную» группу: - 1. Староцерковники г. Астрахани отнюдь не являются противниками обновления и реформ церковной жизни, если они будут
проводиться не противным для сознания верующих строго каноническим путем. В частности, в отношении введения нового стиля в церковной жизни ни староцерковные общины, ни служители из религиозных культов не являются реакционерами, желающими в силу своей косности во чтобы то ни стало противиться его проведению в жизнь, но людьми, стоящими на основе церковных канонов и ничего не имеющими против, если он (новый стиль) будет введен авторитетным каноническим органом
церкви одновременно во всей православной Греко-восточной церкви, и с предварительной подготовкой. - 2. В прошлом, 1923 г., часть староцерковных служителей культа была привлечена к ответственности в связи с переучетом
церковного имущества, вследствие чего создалось впечатления, что староцерковники преступно и пренебрежительно относились к церковному имуществу, переданному им по договору для пользования. Но по окончании следственного разбора дела над привлеченными к ответственности священнослужителями выяснилось, что они виновными не оказались. Поэтому Астраханские староцерковники не являются лицами, небрежно и преступно относящимися к переданному им для пользования церковному имуществу. …
Высказывая настоящее мнение по наиболее животрепещущим церковным вопросам, имеющим значение для церковной жизни в г. Астрахани, желая быть вполне лояльными и добросовестными по отношению к Советской власти, стремясь к точному выполнению избранных Сов.вл. декретов вообще и в частности декрета об отделении Церкви от Государства, - настоящим
просим Президиум Губисполкома пересмотреть вопрос о пользовании церквами в г. Астрахани верующим населением староцерковного течения в интересах его абсолютного большинства». И на это обращение архиепископа Фаддея и астраханского духовенства никакого ответа не последовало. И все же, несмотря на это, в церковной жизни народа Астрахани, наступило некоторое затишье. Обновленцы попритихли, и сразу же после подачи жалобы в Москву, оставили свои притязания на Петропавловскую Церковь. Изменилась ситуация и с Иоанно-Златоустинским храмом. Православной общине этого храма удалось-таки добиться своей регистрации, которая и была
оформлена Адмотделом 11 августа 1924 года. Таким образом, эта церковь все же осталась за православными. Но самым замечательным успехом православных стало возвращения им Никольской церкви на Трусовском поселке.
Перешедший к обновленцам настоятель этого храма протоиерей Серафим Аврорский вынужден был покинуть приход, и церковь 30 сентября 1924 года была зарегистрирована за православной общиной. В селах Астраханской губернии приходские храмы также в большем своем числе вернулись под опеку архиепископа Фаддея (
Успенского). Под напором православных, немногочисленные обновленческие общины покидали обманом захваченные ими храмы, а если где и удерживались, то ненадолго. До конца 20-х годов, православные общины изгнали обновленцев из большинства сельских храмов. В 1927 году в селах Астраханской губернии насчитывалось 105 православных храмов, тогда как
за обновленцами числилось всего 2 храма. Уже в марте 1924 года владыка Фаддей сделал собором Князь - Владимирскую церковь, вмещавшую многотысячное количество верующих. Князь-Владимирский собор г. Астрахани. Церковь Петра и Павла он определил для воскресных всенощных бдений и чтения акафиста
Николаю Чудотворцу; Покровскую церковь - нечто вроде крестовой, где он ежедневно бывал, и почти ежедневно совершал литургию. Постом владыка любил служить в Единоверческой церкви, очень уютной, богато украшенной, снаружи увенчанной пятиглавой кровлей, со старинной архитектуры пирамидальной колокольней. Впрочем, владыка часто посещал и все другие храмы, и по будням служил то у Афанасия
Афонского, то у Тихвинской, то у Николы прокаженных. Все знали, что в любой день владыка где-нибудь служит. Но были у него и постоянно заведенные богослужения. В церкви Петра и Павла он служил каждую среду всенощную, а в четверг - акафист Николаю Чудотворцу, в пятницу он читал акафист Пресвятой Богородице в Покровской церкви, в воскресенье - акафист Спасителю в Князь-Владимирском соборе. После акафистов владыка
вел беседы. В церкви Петра и Павла он разъяснял Новый Завет, начиная с первой главы Евангелия от Матфея и кончая Апокалипсисом. Владыка останавливался на каждой строчке евангельского текста и разъяснял его смысл. Стоит, бывало, владыка на кафедре в мантии и омофоре, и говорит, говорит. Его белое аскетическое лицо сосредоточено, глаза горят, румянец на щеках - кумач, а в церкви тишина и какой-то особый проникновенный покой.
Все любили эти святые минуты. За акафистами в Покровской церкви - по пятницам - владыка изъяснял Ветхий Завет, а после воскресных акафистов - житие святых дня. Проповеди владыка говорил за каждой литургией, даже и тогда, когда бывал нездоров. Заглавный лист проповеди архиепископа Фаддея, сказанной в церкви во имя преподобного Афанасия Афонского г. Астрахани. Вспоминал А.И. Кузнецов: «Помню, это было 8(21) сентября 1924 года в день Рождества
Богородицы. Владыка служил обедню в Покровской церкви. Во время херувимской он почувствовал себя плохо. Стоявший у престола по правую руку о. Дмитрий Стефановский отвел владыку в кресло, принесли воду, нашатырный спирт. Все как будто обошлось, служба продолжалась, но при отпусте повторилось то же самое, надо бы немедленно ехать домой в постель, но владыка, едва оправившись от приступа, вышел с проповедью». В Астрахани владыка Фаддей был окружен всеобщей любовью, как мирян, так и духовенства. Хотя среди части астраханского духовенства в отношении к владыке ощущалась некоторая двойственность: с одной стороны, они разделяли общее умиление его прекрасной личностью, его монашеской кротостью, смирением, чрезвычайной доступностью и
простотой в обращении со всеми, но с другой стороны, - в них проглядывала добродушная ирония по поводу его метода управления епархией, состоявшего в полном самоустранении от всех административных дел. Да, действительно владыка отстранял от себя административную часть управления епархией, это могло показаться странным, совершенно
необычным, противоречащим церковному порядку. Но ведь и сам-то владыка был «необычный». У него не было своей канцелярии. Была всего одна именная архиерейская печать для ставленнических грамот и указов о назначениях и перемещениях. Ставленнические грамоты и окружные (пасхальные и рождественские) послания печатала на машинке дочь ключаря - Елизавета Дмитриевна, а указы о назначениях выводил от руки сам ключарь о. Дмитрий
Стефановский. Все делопроизводство находилось у ключаря в саквояже. Конечно, быть может, в то время административные функции епархиального архиерея были очень незначительны. Приходами управляли церковные советы, с Москвой, если была деловая переписка, то она заключалась в частных письмах, за исключением патриарших посланий. После кончины патриарха Тихона и ареста его местоблюстителя - митрополита Петра (Полянского), епархии вообще остались без центрального
управления. Что же делать в таких условиях канцелярии? Формуляров на духовенство не велось после того, как в дни революции была разгромлена Консистория, а вместе с нею уничтожены и формуляры. К тому же в понятии владыки Фаддея дисциплинарных дел не было, потому что за всю свою архиерейскую деятельность он ни на кого, ни одного взыскания не наложил. Больше того, никто не слышал от него какого-то ни было устного упрека или грубого слова, сказанного в повышенном тоне. По правде сказать, и не было у владыки времени для канцелярских дел. Ежедневные утром и вечером посещения церкви и служба, а днем прием посетителей, постоянно толпившихся на лестнице, в коридоре, во дворе, в виду открытого доступа к
владыке. Какой-то деревенский батюшка, узнав о простоте приема посетителей архиереем, явился к нему прямо с парохода в шесть часов утра. И ничего. Был принят, только батюшке пришлось подождать минут 5, пока владыка умылся. Конечно, можно предположить, что чисто аскетический строй жизни выработал у владыки Фаддея сознание, что помимо
чисто монашеского делания - созерцания, богомыслие и молитвы, его внешняя миссия, как епископа, должна состоять в постоянной апостольской связи с народом, в назидании верующих сердец. Все остальное приложится. Именно такое чисто духовное управление паствой, составляющей тело Церкви Христовой, импонировало внутреннему убеждению владыки. И не случайно говорил он часовые проповеди за каждым богослужением, вел беседы за акафистами, в течение двух лет объяснял
священное Писание, предпринимал апостольские поездки по епархии. И верующие люди, следующие за ним тысячами, видели в нем не только отрешенного от всего мирского святого человека, но и своего духовного вождя - внешний притягательный Центр. Сказали бы вы такому верующему человеку, что владыка не управляет Церковью, он бы не понял и удивился, ответив: «Владыка Фаддей объединил нас вокруг себя, вдохнул в нас новые благодатные силы, наша Церковь расцвела, живет
полнокровной жизнью, а вы говорите, что владыка не управляет нами»?! Собственный пример был главной силой для архиепископа Фаддея в управлении Церковью. Вот один из эпизодов, показывающих влияние собственного примера владыки на других. Дьякон Церкви села Никольского о. Дмитрий Попов был
уволен церковным советом из прихода за самогоноварение. Зная о близких отношениях Аркадия Ильича Кузнецова к архиерею он явился к нему с просьбой, ссылаясь на бедственное положение его большой семьи - не сможет ли Аркадий Ильич замолвить за него слово перед владыкою. Было место дьякона в Князь-Владимирской церкви (у о. Дмитрия был хороший бас), но нужен архиерейский указ, о. Дмитрий уверял Кузнецова, что обвинение его в самогоноварении - клевета, тот поверил, и они вместе
пошли к владыке. Оставив дьякона ожидать в коридоре, Аркадий Ильич зашел в келью и рассказал владыке, зачем он пришел. Владыка уже знал о случившем из письма старосты из Никольского. · А он не будет варить самогонку в городе? - спросил владыка у Кузнецова. Тот убежденно ответил, что это клевета, и что сам о. Дмитрий здесь и собирается опровергнуть обвинение. Кузнецов позвал дьякона, а тот, едва переступив порог кельи, сразу же бросился в ноги архиерея. Владыка смутился: «Что вы, что вы, зачем это?» И, наклонясь, стал поднимать его за руку. А дьякон завопил своим басом: «Простите меня, владыка святой… Я недостойный,
окаянный, дьявол меня попутал и завлек в этот грех…». Когда он успокоился, владыка спросил его: «Даете вы слово, что больше не будете заниматься самогонкой?». Обрадованный дьякон в слезах, с крестным знамением дал обещание. Владыка преподал ему благословение и сказал: «Молитесь Божией Матери, чтобы Она помогла вам избавиться от этого соблазна». После этого о. Дмитрий повернулся лицом к Кузнецову и повалился ему в ноги, прося прощение в том, что он ему солгал. Позже, вспоминая
этот случай, о. Дмитрий Попов рассказывал Кузнецову: «История моего назначения к Князь-Владимирской церкви - есть история исцеления от моих недостатков. Я лгал вам, что не варил самогон, хотел это враньё продолжить и у архиерея. Но, увидев его, я понял сразу, что такому человеку лгать нельзя. Его аскетический вид, большие глаза, кроткие и проникновенные, покоряли и звали к правде Божией. Беру на душу величайший грех, если скажу вам, что другому архиерею, особенно тому, кто
меня рукополагал, я не солгал бы, зная, что за признание он оттаскал бы меня за волосы и другого места не дал... Данное обещание я твёрдо храню и со слезами вспоминаю милость ко мне этого чудесного человека». Дьякон Дмитрий Попов, по отзывам духовенства и церковного совета Князь-Владимирской церкви был примерным человеком, отличался благочестием. Через год владыка Фаддей сделал его протодьяконом. Умер он от туберкулёза в 1933 году. Этот случай представляется показательным в смысле методов ведения архиепископом Фаддеем епархиальных дел. В иных условиях появилось бы дознание, канцелярская волокита, суд и приговор епископа. И, кто знает, был бы в таком случае благожелательный исход. А здесь налицо духовная мудрость и быстрое решение вопроса. Понимая душу и мистический склад жизни владыки, само его окружение старалось уже избавить его от административных
канцелярских дел. Под руководством о. Дмитрия Стефановского духовенство занималось разными церковными вопросами. В коридоре архиерейской квартиры постоянно днём находилось духовенство. Что-то обсуждалось, перелистывались страницы книг. Иногда слышалось: «Надо на завтра позвать о. Иоанна Великанова, ведь он уставщик и скажет, как быть», или «Почему нет о. Болтинского, ведь он обещал принести комментарий к апостольским правилам». Отец Василий Наследышев доказывал какому-нибудь старосте, что «в это воскресенье владыка не сможет у вас служить, он уже утвердил расписание богослужений на этот месяц». Появлялся о. Дмитрий Стефановский, и, обращаясь к о. Евгению Карасёву, спрашивал: «Вы ответили в Харабали на запрос священника»? Или, - «Вы говорили Жимскому, какую Херувимскую надо петь в
пятницу»? Обращались и к о. Димитрию Стефановскому: «Вы составили наряд духовенства на воскресенье»? Одним словом, все эти вопросы стремились разрешить самостоятельно. План богослужений архиерея составлялся здесь же, ключарь показывал его владыке, обычно он с ним соглашался и один экземпляр прикреплял к стене у единственного стола.
Часто владыка не знал, кто ему будет сослужить в том или ином богослужении, так как во все эти вопросы не вникал. Владыка любил церковное пение. Зная это, окружавшее его духовенство маневрировало певцами. Нужно сказать, что в Астрахани в те времена было несколько прекрасных хоров. В Петропавловской церкви руководил хором знаменитый Жимский,
в Иоанно-Златоустовской церкви - Васильев (бывший регент Успенского кафедрального собора), в Князь-Владимирской церкви - Власов-Желудков. Одним словом, в каждой церкви, находившейся под окормлением владыки Фаддея, был хороший хор. И вот, к тому или иному архиерейскому богослужению церковный хор усиливался за счет хоров других церквей. Иногда сам владыка говорил ключарю, чтобы он попросил регента спеть «Херувимскую» Рахманинова, Чайковского или ещё какого-нибудь автора. Иногда в коридоре архиерейского дома решались и хозяйственные вопросы. Вот из кухни выходит келейник о. Халев и обращается к собравшимся: «Отцы, помогайте! Вчера приходил хозяин и просил деньги за квартиру, а где я их возьму, у владыки их никогда не бывает». Кто-то из присутствующего духовенства идёт в Покровскую церковь, там достаёт деньги и улаживает
квартирный вопрос. Или мать владыки просит у собравшихся немного денег на домашние нужды. «Однажды, - рассказывал И.А. Кузнецов, - едва я успел переступить порог этого дома, как ключарь спросил, нет ли у меня с
собой денег. Понадобилась какая-то незначительная сумма, и вот весь дом в затруднении. Оказалось, что владыка собирается во Владимировку, поезд идёт часа через два, а у о. Халева нет денег на билет. Случайно подвернулся я, и дело с деньгами было улажено». Вообще с деньгами и продовольственным обиходом было сложно, драматично. Дело в том, что сам владыка плохо разбирался в
деньгах, ни от кого денег не брал, и о.Халеву запретил принимать всякие денежные подношения. Как же жить? Вскоре прибыло ещё два иждивенца: мать владыки и Вера Васильевна Трукс, благословленная Патриархом Тихоном келейница владыки. Так как владыка о своём бюджете не думал, то о нём позаботились все те же отцы, окружавшие его. Они распределили между приходами расходы по содержанию архиерейского дома. Квартиру, освещение, отопление и все прочие расходы, связанные с
квартирой, должен был оплачивать приход Покровской церкви; за пользование выездной пролётной расчеты с её хозяином Фёдором Фёдоровичем должен был нести приход Иоанно-Златоустинской церкви. Приход Петропавловской церкви обеспечивал ежемесячно выдачу денег на продовольствие, обувь, одежду и прочее. Деньги выдавались Вере Васильевне. За Князь-Владимирской церковью оставлена была обязанность покупки материалов и пошив из него облачений, иподиаконовских
стихарей, расчеты с портными. Хотя владыка предпочитал все время служить в своём ветхом жёлтеньком облачении, а летом в белом полотняном с голубой отделкой. Только под конец для него было сшито зеленое бархатное облачение. Кажется, один раз он в нём только и служил. Нетребовательность ко всему у владыки была необыкновенная. Питался он, как правило, каким-нибудь грибным или овощным
супом, овощными котлетами, в скоромные дни ему подавали рыбную уху с кусочком рыбы и немного каши. Утром он пил один стакан густого, только что заваренного чая с булочкой, в скоромные дни булочку помазывал сливочным маслом. Келейник владыки о. Халев не выдержал всей суровой жизни в его доме, отпросился в отпуск, уехал и больше не вернулся. Владыку Фаддея очень любил и почитал Святейший Патриарх Тихон. Приехавшим к нему астраханцам, привезшим жалобу на
обновленцев, Патриарх говорил: «Знаете ли вы, что владыка Фаддей святой человек. Такие светильники Церкви - явление необычайное. Но его нужно беречь, потому что такой крайний аскетизм, полнейшее пренебрежение ко всему житейскому, отражается на здоровье. Разумеется, владыка избрал святой, но трудный путь, немногим дана такая сила духа. Надо молиться, чтобы Господь укрепил его на пути этого подвига». В августе 1924 года Святейший пригласил владыку Фаддея в Москву, на торжества по случаю праздника в честь Донской иконы Божией Матери. Ко дню праздника - 19 августа (по ст. ст.) владыка, к сожалению, не смог попасть, из-за случившейся в то время железнодорожной катастрофы на станции Палласовка, но успел прибыть ко дню своего ангела - 21 августа (по ст. ст.) и
послужить в монастырском храме Донской иконы Божией Матери. Сразу же после службы, Святейший пригласил владыку к себе позавтракать. Было это около 12 часов, и прямо из церкви, владыка отправился в патриаршие покои. Встретились они в столовой. Святейший очень тепло поздравил архиепископа Фаддея с Ангелом, обнял его, и по русскому обычаю трижды его облобызал. Сразу же после молитвы сели за стол. Других гостей не было и Святейший начал трапезу с того, что извинился за
такую скромность завтрака: «Я знаю, вы владыка, не любите торжественных приёмов и многолюдных трапез, так вот я пригласил вас на скромный завтрак, тем более, хочу видеть вас в самой простой келейной обстановке». Во время завтрака Патриарх сказал тёплую сердечную речь в адрес именинника. Владыка Фаддей, отвечая на это приветствие, отметил исповедническую деятельность Патриарха, его мужество и мудрость по управлению Церковью. «Я молюсь Богу, что бы он
сохранил вашу драгоценную жизнь для блага Церкви». При этих словах Святейший прослезился. После завтрака Патриарх подозвал келейника, и что-то тихо ему сказал. Келейник вышел, а потом вернулся со свёртком. «Ну вот, Преосвященнейший, вам именинный подарок - по русскому обычаю. Это облачение, притом красивое и сшитое по вашей фигуре. Хотел подарить отрезом, да ведь вы какой человек - всё равно не сошьёте или кому-нибудь отдадите... да... тут ещё мантия, ведь ваша-то, поди, старенькая ...». Владыка Фаддей принял свёрток и собирался уже поблагодарить Патриарха, как свёрток выскальзывает из одной руки и из него
падает красный бархатный футляр. «Да, тут ещё маленькое прибавление... как это я забыл сказать о нём», - широко улыбаясь, говорит Патриарх. Когда владыка Фаддей открыл футляр, то нашёл в нём бриллиантовый крест для ношения на клобуке и белые, слоновой кости, четки. Конечно, по своему смирению, владыка никогда не носил подаренный ему бриллиантовый крест, хотя он был
официальной патриаршей наградой. Меж тем, в астраханской церковной жизни происходили такие события. В 1924-25 годах обновленцы пытались искать примирения с Православной Церковью. Обновленческий епископ Анатолий (Соколов) дважды писал владыке Фаддею о необходимости примирения. Уклонившийся в обновленчество епископ Анатолий (Соколов) (в «митрополичьем» одеянии). С этими письмами приходил священник Николай Боровков. Владыка не принимал
Боровкова, а, прочитав письма, передавал через келейника о. Халева, что он примет в общение с Церковью каждого желающего покаяться, но не признаёт обновленчество за Церковь и не может говорить о примирении с ним. Епископ Анатолий сам тогда приехал к архиепископу Фаддею, но владыка уклонился от встречи с ним. В 1924-25 годах в Астрахани происходили публичные диспуты на тему: «Есть ли Бог?». В
качестве оппонентов приглашались архиепископ Фаддей и обновленческий епископ Анатолий (Соколов). Читал однажды лекцию ректор Московского Университета М.Н. Покровский. Диспут происходил в кинотеатре «Модерн». Апологетическая речь владыки Фаддея вызвала шумные аплодисменты. Второй диспут, происходивший в театре «Аркадия», был для владыки огорчителен. Доклад проректора Саратовского Университета Ильинского был содержательным. Владыка записывал некоторые места из доклада, собираясь выступить,
но вслед за Ильинским выступил с докладом «присяжный лектор» астраханских атеистов Образцов, допустивший в речи хулиганское объяснение всемирного потопа. Владыка Фаддей встал и немедленно вышел из ложи, за ним последовало и бывшее здесь духовенство. В президиум диспута была передана и оглашена записка владыки, что он не намерен участвовать в собрании, лишённого научного интереса и превращённого в арену антирелигиозных анекдотов. Дважды приезжал в Астрахань обновленческий «благовестник» он же митрополит Александр Введенский со своими лекциями. Несмотря на специальное приглашение, владыка Фаддей оба раза уклонился от «удовольствия» присутствовать на этих лекциях. В Астрахани Введенскому, судя по всему, не очень понравилось, о чём он, поведал в обновленческом журнале «Вестник
Священного Союза...»: «В Астрахани ничего нельзя сделать полезного для Церкви, пока там сидит епископом фанатик Фаддей (Успенский)». К сожалению, недолгим было пребывание архиепископа Фаддея на Астраханской кафедре. 29 октября 1926 года ГПУ
арестовало заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). В права заместителя вступил архиепископ Иосиф (Петровых), который 8 декабря издал распоряжение, где назначил себе заместителя по управлению Церковью: архиепископов - Екатеринбургского Корнилия (Соболева), Астраханского Фаддея (Успенского) и Угличского Серафима (Самойлова). Архиепископ Корнилий был в ссылке, и не мог выполнить возложенное на него поручение. Поэтому в
середине декабря Архиепископ Фаддей выехал из Астрахани в Москву, чтобы приступить к возложенным на него обязанностям по управлению Церковью. Астраханцы так полюбили и привязались к владыке Фаддею, что известие об отъезде святителя потрясло их до глубины души. Говорили, что владыка скоро воротится, но страх рос, предчувствие не обманывало верных его чад, - нет, он уже больше
никогда не вернётся в Астрахань. Об этом чувстве необычайной скорби и горя, об этой безграничной любви к своему архипастырю повествуется в написанном в то время стихотворении, автор которого, к сожалению, остался неизвестен. ПОСВЯЩАЕТСЯ АРХИЕПИСКОПУ ФАДДЕЮ Утро осеннее вяло вставало,
Солнышко скупо глядело из туч, Дождик накрапывал, сердце болью сжималось, В воздухе чувствовалась смутная грусть. Грусть. Это чувство мне с детства знакомо, С ним я сжилась, с ним сроднилась душой И в это утро оно мне вещало: «Сбудется, сбудется что-то с тобой». Сердце вещунье ты не ошиблось, Весть роковую услышала я: Наш Архипастырь в Москву уезжает, Его вызывают по делу туда - “По делу ?! Да правда ль!” Пришла телеграмма, в Москве назначается съезд Владыка уедет от нас ненадолго, Дней десять, не больше пробудет он там Дней десять! Неправда! Его к нам не пустят, Его убирают от нас навсегда. Владыка уедет, Владыки не будет И мы не увидим его никогда. Я спешно оделась и вышла на улицу, Мне страстно хотелось увидеть его ещё раз, Забыв всё на свете, рвалась всей душою,
К тому, у кого я душевный покой породила не раз. К тому, кто умел одним взглядом утешить, Чей ласковый голос как арфа звучал, К тому, за кого пошла б на смерть, на распятье, Лишь только б опять он остался у нас. И вот я приблизилась к дому Владыки, Собравшийся народ в коридоре стоял, Мне беглого взгляда достаточно было Прочесть на всех лицах глубоко скорбную печаль. Печаль от сознанья скорой разлуки С Апостолом правды С тобой, дорогой наш Владыка Фаддей, Ведь мы же прекрасно тогда понимали,
Что с нами живёшь ты последний день. Час пробил. Бесшумно открылися двери, Любимый Владыка стоял среди нас, О сколько любви, сколько кротости было В его лучезарно сиявших глазах. Лишь красные пятна на бледных ланитах Душевную скорбь выдавали его. Но рука, совершавшая крестное знаменье Была как всегда покойно тверда. Народ со слезами к нему приближался, С любовью отеческой он всех благословлял, Уста же его были сомкнуты плотно. …………………………………………
Я тут же в сторонке недалёко стояла, Любуясь покойным величьем его, И мысленно к небу я взор подымала, Молилась в душе горячо за него. «О Боже Великий, всей твари Создатель, Пошли благодать на раба Твоего, Дай бодрость, дай силы бороться с царившей неправдой, И если возможно, о Царь мой Небесный, Оставь нам его. Я червь недостойный смею молиться, Дерзаю просить у Тебя за него, Но Ты, мой Спаситель, твори Свою волю, Как волю творил Ты Отца Своего». Безмолвная молитва меня поддержала, Душевную бодрость вселила в меня, Приблизясь к Владыке, я тихо сказала:
«Благословите Владыка меня. На днях схоронила я близкого друга, Зарыла в могилу родимую мать,
Сегодня - я теряю духовного друга, Молитесь, Владыка, молитесь за нас». Я вышла на улицу и стала в раздумье: «Куда мне идти? Сегодня не праздник. Мне надо на службу, работа лежит, дожидаясь меня. Но что мне работа? Прочь думы, заботы,
Сегодня день скорби. Пусть горькая влага чрез край чаши сочится, Её я должна испить всю до дна. И вот я на станции, время быстро несётся, Уж стрелки часов на двенадцать пошли, Владыка к вокзалу подъехал, Был встречен с рыданьем народом, И тесным кольцом окружённый кругом, Покорно пошёл по перрону в вагон. ………………………………………. В Саратове владыка, по распоряжению Тучкова, был задержан и отправлен в город Кузнецк Саратовской области, покидать который ему было запрещено. После получения известия о задержке владыке в Кузнецке, астраханцы забеспокоились. Рассказывает Нина Дмитриевна Кузнецова: «Её мама, Таисия Михайловна, по совету священнослужителей, стала собирать
подписи, чтобы владыку Фаддея снова вернули в Астрахань. Она собирала подписи по городу, а ещё одна женщина - прихожанка Евдокия, - в приходе Покровской церкви. Вместе они собрали 10 тысяч подписей. Таисия Михайловна сама вызвалась ехать в Кузнецк к владыке, и везти прошение с подписями, так как другие все боялись. Её спрашивали, а если её арестуют? Она же говорила, что если заметит за собой слежку, то сразу сжуёт бумаги и выбросит». Но поездка в Кузнецк к
владыке оказалась безрезультатной - в Астрахань его уже не отпустили, оставив невольным затворником в Кузнецке. И только в марте 1928 года власти разрешили выехать ему из Кузнецка. Митрополит Сергий, освобождённый к тому времени из тюрьмы, назначил архиепископа Фаддея в Саратов (официально с 27 сентября 1927 года), а в ноябре 1928 года перевёл его в Тверь (Калинин). И даже оказавшись вдали от Астрахани, от своих духовных чад, оставшихся здесь в духовной с ним разлуке, владыка не
переставал вспоминать их в своих молитвах, а также посылая им слова утешения в своих коротких, но назидательных письмах. Вот несколько строчек из этих писем: † Милые сестры Соня, Зоя, Оля, Оля, Зина*, Зина, Анюта, Варя, Юля, Вера! Очень признателен за молитвы вообще, особенно молитвы 21 Августа, поздравление и молитвы 1-го Октября… Писать сейчас много не могу вследствие неопределенности положения, связанных с переменой положения дел. Богу ведомо, суждено ли мне несколько приблизиться к Астрахани, соответственно назначению в С. Пока нужно выждать что Бог даст. В Пятигорске оставлен прежний арх. Димитрий. Назывался я по имени этого города, а видеть его не было суждено. Как-то теперь? Пока желаю Вам от всей души хранить любовь к молитве, св.Церкви, более и глубже внедрять в свои души слова Христовы со
всем изобилием скрытой в них радости и жизни. Да хранит Христос от колебаний! Да даст легче избавляться от трудностей жизни! Милая Нина! Спаси Господи, за добрую память. Дай Бог, чтобы елей любви ко Христу никогда не оскудевал в твоей душе, как у одной из мудрых дев евангельских, чтобы в душе от горения этого елея всегда было светло и тепло, а мрак, холод, уныние всегда
рассеивался! Жажда земных удовольствий обольстительна и обманчива; она легче всего угашает в душе свет любви Христовой, охлаждает сердце для Христа. Это сладкий яд. - Неудивительно, что Христос страдал. Суди по себе можешь ли ты всем сердцем возлюбить Христа пока оно жаждет греховных удовольствий? Отказываться от удовольствий очень болезненно для сердца. Заставить сердце любить Христа насильно нельзя: нужно, чтобы оно само отказалось от них и захотело любить Христа всецело,
потому что в этой любви и заключается блаженная жизнь вечная. Склонить сердце к любви Божией могла только безмерная любовь Божия, по которой Христос вкусил желчи, чтобы люди не жаждали греховных удовольствий, пострадал, чтобы люди расположились страдать, отказываясь от этих удовольствий. Без Креста Христова никто и ничто не научило бы людей всецело любить Бога, отказавшись, хотя бы и с болью от страстей. Но прощай. Господь да хранит помогает и радует! † Благодарю за цветочки. Милая Мила! За поздравление благодарю тебя. Уже праздники прошли, и мне приходится поздравлять тебя с Великим Постом
и пожелать радостно встретить Христово Воскресение. - В детстве всегда, бывало, эту неделю мы говели, ходили слушать канон Андрея Критского. Ходил я с братьями в церковь эту седмицу неопустительно. Многия песнопения великопостныя запомнились с детства. Чему с детства приучишься, на всю жизнь остается. Дай Бог тебе хорошо учиться, привыкнуть и к молитве, полюбить церковь с радостью всегда туда идти, там наш «дом» настоящий. † Благодарю за цветочки. Милая Ксеня! Нужно было бы поздравить тебя с днем Ангела, да не успел. Поздравляю не с масляницей, которую придумали не
на пользу, а с постом, который многие так не любят, на самом же деле пост время самое хорошее, как бы весна после зимы. Особенно, когда кто говеет, должен бежать и поспевать к самому началу службы. Здесь в разных церквах на акафистах поет хорошо народ и некоторые девочки любят петь, научились петь разными напевами. Пока прощай. Клан
яйся подругам по церкви. Храни тебя Господь! Архиепископ Фаддей во время болезни. Владыка Фаддей окормлял Тверскую кафедру в самые тяжёлые для Русской Православной Церкви годы. 29 сентября 1936 года власти лишили владыку регистрации, и запретили ему служить, но он
продолжал служить в последнем, не закрытом храме за Волгой. В декабре 1936 года митрополит Сергий назначил на Тверскую кафедру архиепископа Никифора (Никольского), но признание архиепископа Фаддея великим праведником было столь безусловно, что духовенство епархии по-прежнему сносилось с ним, как со своим правящим архиереем. Летом 1937 года начались массовые аресты, а 20 декабря был арестован и архиепископ
Фаддей. Через десять дней после ареста Тройка НКВД приговорила владыку к расстрелу. Высокопреосвященнейший Фаддей был казнён около часа ночи 31 декабря 1937. Рассказывают, что владыку утопили в яме с нечистотами. 18-22 февраля 1997 года освящённый Архиерейский собор Русской Православной Церкви причислил Архиепископа Фаддея к
лику святых для общецерковного почитания. Честные останки владыки-мученика были обретены 26 октября 1993 года в день праздника Иверской иконы Божией Матери. Сейчас они покоятся в Вознесенском соборе г. Твери. Память священномученика празднуется Церковью в день его мученической кончины - 18/31 декабря. Священномучениче отче наш Фаддее, моли Бога о нас!
ТРОПАРЬ, глас 1. Хвала Богу и жертва живая житие твое, священномучениче Фаддее, явися. Постом, бдением и молитвою Небесная дарования приим, многим добрый помощник и утешитель бысть. Пастырскою мудростью и тихостью нрава украшен, лукавства врагов
Христовых препобедил еси. Слава Давшему тебе во страданиих крепость, слава, яко мученика, Венчавшему тя, слава Действующему тобою всем исцеления. КОНДАК, глас 4. Духа небоязни, силы любве и упования даде Пастыреначальник ти, святителю Фаддее, во страдании бо твоем благодарение Богу воздавал еси и в гонениих страждущия утешал еси, глаголя: Не унывайте, Христос бо с нами есть.
Рака с мощами священномученика Фаддея в Вознесенском соборе г. Твери. Игумен Иосиф (Марьян), настоятель храма иконы Казанской Божьей Матери
в с. Ильинка Володарского района Астраханской области |